10
Итак, все было кончено. Славный поход, предпринятый Иетсом против тех, кого он мысленно окрестил «концерн», завершился полным разгромом. Только доброта Девитта помогла ему сохранить подобие престижа.
Он позвонил капитану Филипзону и узнал, что Торпу стало хуже. Филипзон сказал без обиняков — весьма сомнительно, чтобы Торпа когда-нибудь можно было выписать из больницы; во всяком случае, новейшие достижения психиатрии удобнее будет применить в Штатах; как только Торп будет в состоянии перенести переезд, Филипзон назначит его к отправке в Америку. Да, он советует сообщить родителям всю правду.
— Я напишу им письмо, — сказал Иетс.
— Почему не предоставить это его непосредственному начальству? — предложил Филипзон.
— Нет, — сказал Иетс, — я сам напишу.
Это все, что он может сделать для Торпа; это его долг, а не Люмиса, и не Уиллоуби; это все равно, что спустить флаг в знак капитуляции. Уклониться от этого нельзя.
Иетс принял поражение и стал искать причину его в самом себе. Как и с письмом к родителям Торпа, он не выбрал единственного легкого пути; он не свалил всю вину на «концерн»: они только защищались, это их право.
Однако и за собой он не чувствовал особой вины; было то же, что и всегда: бездействие, наперекор рассудку и совести; благодушие, лень, забота о собственном спокойствии, «мое дело — сторона». Затем, как это ни было тяжко, Иетс сделал следующий шаг. Он спросил себя: «Почему? Почему я такой?»
Может, это влияние армии? Привычка ничего не делать без приказа, которую упорно культивирует вся пирамидальная система военной иерархии? Давно ли он в армии? Два года… нет, два с половиной, скоро три; тут и времени счет потеряешь. И этого довольно, чтобы в корне изменить человека? Усилить некоторые черты его характера — да, но не изменить его по существу. Другие остались же самими собой. Бинг, например, написал листовку Четвертого июля, по существу, ослушавшись приказа. И не прояви Бинг инициативы, не последуй он голосу совести, листовка не была бы написана и послана, какой бы нажим ни оказал Фарриш. Значит, и в армии человек может остаться честным, не идти на компромисс. Чем-то приходится рисковать; Торп, по-своему, тоже рискнул, опрометчиво и без оглядки, и кончил очень плохо. У Торпа с самого начала не было почвы под ногами, но все-таки он рискнул.
Чтобы добраться до корня, нужно заглянуть дальше в прошлое, решил Иетс. Что было до того, как армия поглотила его и стала обтесывать по-своему? Был Колтер-колледж. Красно-белые кирпичные здания, разделенные газонами; вязы, клены, каштаны. Тенистые асфальтовые дорожки от учебных корпусов к библиотеке. Тихое, надежное убежище, долгие годы, отмеченные лишь такими волнующими событиями, как выпускные экзамены, футбольные матчи, да изредка — чинные похороны какого-нибудь дряхлого, дожившего свой век профессора.
Когда Иетс, расставшись с городом, переехал в колледж, он испытал чувство глубокого удовлетворения. И чувство это возникало с необычайной остротой всякий раз, как он возвращался из города, куда наезжал все реже и реже. За то, чтобы добиться такой жизни и сохранить ее, стоило заплатить любую цену. Его женитьба тоже была в какой-то степени связана с мечтами о спокойном существовании (молодому, красивому преподавателю лучше быть женатым), и он выбрал Рут — самую миловидную и развитую, хотя отнюдь не самую богатую из своих студенток.
Но мирная обстановка колледжа была лишь позолотой, в чем Иетс убедился после того, как наконец был зачислен на кафедру Арчера Лайтелла. В клубе, где преподаватели собирались за чашкой чая, воздух всегда был насыщен электричеством. Старые работники кафедры ревниво оберегали свои исконные права от посягательств новичков. Споры о том, кому читать немецкую литературу на первом или втором курсе, вызывали вспышки давно затаенной ненависти. К концу учебного года люди, известные своей вежливостью, становились ядовитыми, как кобры. Приходилось все время быть начеку, думать о каждом слове, со всеми поддерживать хорошие отношения. А глава кафедры Арчер Лайтелл, роняя едва заметные намеки, по каплям подливал масла в огонь, — всемогущий, неприступный, полновластный хозяин над их судьбами.
Иетс попробовал провести параллель между колледжем и армией. Девитт, конечно, не Лайтелл, но наделен такою же властью. И окажись Уиллоуби или Люмис подчиненными Лайтелла, атмосфера на кафедре не изменилась бы ни к лучшему, ни к худшему. Иетс улыбнулся: разумеется, разница есть. В армии начальник волен в твоей жизни и смерти; Арчер Лайтелл волен оставить или не оставить за тобой несчастных три тысячи долларов в год. Но разве от этих трех тысяч долларов не зависят жизнь и смерть, и тихая пристань под сенью каштанов, кленов и вязов?