Кулак Ларри врезался в почку Кевина, и нити боли пронеслись по его боку, как шквал пуль. Колени подкосились от боли, и Кевин упал. Кто-то схватил его за правое запястье и сильно сжал. Нож выскользнул и чиркнул по цементу.
Еще один кулак ударил его в живот, когда ему заломили руки за голову. Он задыхался и старался побороть тошноту, пока его волокли к тротуару. Друзья Ларри протащили его сквозь дождь за угол, а затем бросили в лужу. Он ударился головой о тротуар, а один из парней ударил его ногой по ребрам, выбив из легких остатки воздуха. Когда Кевин открыл глаза, щурясь от дождя, бьющего в лицо, он увидел, что обидчики возвышаются над ним, будто здания. Ларри присел рядом, ухмыляясь.
- Что это? - спросил Ларри, беря в руки Крестопор. Он сорвал его, и кожаный шнур обжег Кевину шею. - Какое-то украшение? - спросил Ларри развязным, насмешливым, женским голосом, вызвав еще больший смех у своих друзей. - Где ты взял этот кусок дерьма, на ярмарке искусств и ремесел? Может, на Венис-Бич?
- Отдай, - прорычал Кевин сквозь боль.
- О? Как сентиментально! - Ларри захихикал, отшвыривая Крестопор через плечо.
Кевин вздрогнул, услышав, как тот заскрежетал и застучал по асфальту.
"Это будет твой побег от всего, что ты ненавидишь", - говорил Мейс, - "от всех людей, которые тебя не понимают".
Кевин попытался сесть, но Ларри ногой толкнул его обратно.
"...однажды он станет всем, что у тебя есть..."
Собрав все силы и не обращая внимания на боль, Кевин сжал кулак и выбросил его в лицо Ларри. Удар получился таким сильным, что костяшки пальцев треснули, и Ларри повалился на спину. Поднявшись, Кевин увидел Марка и Тревора, огибающих угол здания. Марк держал в руках стопку коробок с пиццей, но бросил их и бросился вперед вместе с Тревором; оба достали ножи.
Кевин слышал ворчание и проклятия, скрежет и шлепанье ботинок по мокрой мостовой, покрытой лужами, мясистые звуки от ударов кулаков по плоти. Он перекатился на руки и колени и пополз вперед, нащупывая Крестопор.
Нога врезалась ему в живот, и он снова упал на спину.
- Ты, мать твою, маленький... - Ларри налетел на него, как хищная птица, схватил за куртку, поднял и прижал к стене, яростно колотя кулаками.
Переулок внезапно залило красным, синим и белым светом. Шины с шипением вгрызались в мокрый асфальт, тормоза скрежетали, двери машин открывались и захлопывались, а голоса кричали:
- Эй!
- Полиция!
- Оставаться на месте! Стоять!
- Господи, копы!
Послышались звуки от шквала бегущих ног и учащенных дыханий, после чего Ларри отпустил Кевина.
Глаза затуманились, тело болело, голова раскалывалась от боли, и Кевин сполз на мокрый тротуар. Почти не обращая внимания на бешеную активность вокруг, он потрогал грудь в том месте, где находился Крестопор, и застонал. Пульсирующие, вращающиеся огни больно резали глаза, и он зажмурился, зажав в кулаке мокрую ткань рубашки.
"Люди узнают, кто ты, когда увидят это на твоей шее..."
Он чувствовал себя пустым, потерянным...
"Они узнают, что ты мой друг..."
...беспомощным...
"...что ты важен..."
- Хорошо, - произнес глубокий голос, холодный и официальный, - давай посмотрим на документы, парень.
"...и могущественный..."
- Я... я... я... Мейс... Мейс...
- Что?
Кевину стало плохо.
"Так что никогда не..."
- Может, лучше вызвать скорую, - сказал один из голосов.
"...снимай..."
- Крест... Крестопор... - пробормотал Кевин сквозь кровь во рту, все еще прижимая руки к груди.
"...его..."
В голове промелькнули лица его родителей, напряженные и злые, когда он почувствовал, как чьи-то руки поднимают его с земли.
"Есть учреждения, куда мы можем тебя отправить!" - услышал он крик матери.
- Мейс... - прохрипел он.
- Мейс? - рявкнул голос. - Кто-то опрыскал тебя перцовкой?
- Чушь собачья, - отозвался другой. - С его глазами все в порядке, верно? Он не ослеп.
- Мейс... Кресто... пор...
- Он хватается за грудь. У тебя болит грудь, парень?
- О, он в порядке. Наверняка под кайфом. Пойду посмотрю, поймали ли они остальных.
- Ладно, парень, смирись. Ты пойдешь с нами.
Кевин начал плакать...
Когда преподобный Бейнбридж вошел в парадную дверь дома "Молодежи Голгофы", миссис Уонамейкер сидела за пианино и аккомпанировала группе, исполнявшей какую-то песню. Пение прекратилось, и все взгляды обратились к преподобному.
Миссис Уонамейкер, улыбаясь, крутанулась на табуретке у пианино. Ее рот раскрылся, а руки хлопнули по бедрам.