- Нет, - коротко произнесла она.
- Нет?
- Нет. Я верю тебе. Я... знаю тебя слишком долго. И просто так ты бы действительно не приехал. А выгоды от меня, кроме сорока пяти тысяч, не возьмешь. И как ты мне говорил, тогда, за столом, когда я поесть в твоем особняке захотела? Без выгоды для себя ничего нельзя делать. Значит, теперь... я - твоя выгода.
Лекарь улыбнулся. Кивнул.
Приблизился к ней вплотную. Положил ладони ей на щеки, притянул ее лицо к своему и нежно коснулся устами мягких губ.
Кожа обжигала Ренату изнутри. Сердце то сладостно взлетало вверх, то пронзенной стрелой птицей падало вниз. Дышать от нахлынувшей страсти стало трудно - легкие словно сковали железными обручами.
И только сейчас, только в эту минуту Рената осознала, насколько Лекарь, как бы она его не ненавидела и не презирала, действительно важен ей, как глоток ледяной воды в пустыне. Его щеки, его волосы и шея - все манило, все погружало в невероятное забвение, все отодвигало основные мысли куда-то на задний план. Хотелось прикоснуться губами к каждому сантиметру его кожи, обжечься опаляющим дыханием, секунду за секундой ощущать на спине его руки, обрести над ним полную власть... И Рената теперь имела на это право. Ведь она - его Ева, а он - Лекарь ее сердца.
И он любит ее. Одну ее.
И любил всегда...
***
В феврале солнце садилось рано.
Вот уже небо, словно смутившись, поалело и начало робко прикрывать глаза.
Рената сидела с Лекарем на поваленном дереве. Отсюда открывался вид на всю деревню.
Столбом вздымался в высь дым печек. Неподалеку слышны веселые крики детей, что катались на санках. Редкие люди с багровыми от мороза щеками спешили с большими пакетами по домам. А аромат леса сбивал запах дыма из труб.
- Такое уютное место, - вздохнул Лекарь, задумчиво глядя на суету.
Ренате не было холодно. Напротив - так и подмывало от жара стянуть шубку, но Лекарь строго-настрого запретил ей это сделать.
- Здесь особенно атмосферно летом, - задумчиво сказала Рената, положив голову на плечо Лекарю и глядя вдаль. - Дети придумывают всякие игры и чумазые носятся по улицам. Женщины сгоняют коров в стада, а потом встречают обратно. Кудахчут куры. Поет и резвится молодежь.
- Хорошо тут... - тихо произнес Лекарь и отрешенно обнял Ренату одной рукой. - Спокойно... Никаких бандитов, мафий, заговоров. И за тебя не страшно. Знаешь... я даже рад, что ты живешь в таком спокойном месте.
Рената закрыла глаза, с наслаждением вдохнув морозный воздух, пощипывающий нос.
Ей немыслимо хорошо рядом с ним. Он... он восхитителен. Красив, как бог, и его очи можно сравнить только с магическими кристаллами. Матовая кожа слабо отражала зимние лучи солнца, а руки обнимали Ренату.
Хотелось сидеть с ним так всю жизнь. И он сам желал этого.
Жаль только, что ничем хорошим это не закончится. Лекарь не будет рядом, потому что панически боится за жизнь Ренаты. И его паранойя вечна. Это - черта его характера. Постоянное желание уберечь и обезопасить любимого человека всеми силами.
- Мама не выпускала меня в детстве на мороз, - вдруг признался Лекарь. - Она говорила, что меня схватит злой снежный человек и унесет к себе. Поэтому, когда мать уходила в магазин за сигаретами - а она страшно курила - я выбегал на улицу, чтобы увидеть снежного человека. Хотел его поймать и отдать ученым, чтобы получить деньги...
Он замолчал. Нежно погладил Ренату по волосам. Поцеловал в макушку. Накрыл ладонью ее кисть, намереваясь согреть.
- Знаешь, Рен... Я часто представлял себе эту картину. Как мы сидим с Евой. Вдвоем. А вокруг - никого. Чужие люди, но до нас им нет никакого дела. Они ходят, суетятся, а мы сидим. Час сидим, два, три... И нам все безразлично. На весь мир - только я и она... И, знаешь... Мечты имеют свойство сбываться. Я думал об этом. Регулярно думал. Но не подозревал, что мысли воплотятся в явь, хотя упорно шел к этому.
Рената вдруг нахмурилась. Кашлянула и робко начала:
- Вольф...
- Что?
- Ну... Если б ты не увидел ту фотографию... Ты убил бы меня, да?
Он склонился над Ренатой. Внимательно посмотрел в ее глаза и очень строго сказал:
- Ты что, совсем ничего не понимаешь?
- Что я должна понимать?
- Ты точно дурная... - Лекарь закатил глаза. - Осознай: все, что изменилось с тех пор, как я увидел снимок - я не чувствую теперь вину перед Евой. И это все! Я восхищался тобой еще в подвале. А потом восхищение переросло в нечто большее, хоть я изначально и прогонял эти мысли. Думал, что это обычный Стокгольмский синдром... А потом понял: не могу я без тебя, Рен. Вот хоть прибей - не могу. И не нужны мне ни Роксаны, ни Алисии, ни поп-звезды или модельки... Только Сорок Пять Тысяч. Только ты.