До Альбигойского похода Прованс и Лангедок походили на цветущий и безмятежный остров посреди штормового моря. Кровавые ужасы священной войны с еретиками составляют одну из величайших и самых страшных трагедий, когда-либо пережитых человечеством.
Прекрасная и обильная земля, свободный, покинувший ночь средневековья и страх светопреставления народ, единственный достойный считаться наследником «простоты и величия» античности, и даже, может быть, сама христианская культура были уничтожены по мановению гениального теократа и завистливых фанатичных соседей{119}.
Христос посеял любовь, мир пожинает ненависть. Христос отменил древний закон новым, а мир делает Новый Завет еще более ужасным, чем Ветхий.
На кострах крестоносцев вместе с цветом Романии были уничтожены нежные ростки ее поэзии, которые с этих пор начали увядать. Вместе с Альбигойским походом исчезло чувство ненарушимого покоя, растворенности в любви и блаженстве; Романия потеряла присущее ей очарование предрассветного безмолвия и умиротворенности, здесь обосновались ханжество и жажда крови. Война против альбигойцев нанесла смертельный удар романской поэзии, от которого она так никогда и не оправилась.
Крестовый поход лютовал и дальше, но, что касается последовательного описания событий, я хочу ограничиться тем, что я успел рассказать. До сих пор я характеризовал историю крестового похода с той мерой достоверности, какую только позволяли ограниченные рамки повествования. Однако Раймон-Рожер из Каркассона, Аймерик из Монреаля, донна Геральда из Лавора — лишь трое из ста тысяч мучеников Лангедока…
Все еще живы Раймон Тулузский, Петр Арагонский, Симон де Монфор.
Еще крепки стены Монсегюра, еще хранит Эсклармонда святой Грааль.
Петр Арагонский, пользуясь большой милостью в Ватикане, открыто перешел на сторону Тулузы. Будучи монархом Романии, он не мог остаться безучастным, когда Раймон оказался лишенным своих земель. По мере усиления Симона де Монфора, который передавал завоеванные лены исключительно в руки французов и изменял порядки подчиненных провинций на французский лад, собственные его интересы были поставлены под угрозу. На принятие Петром антиримской ориентации решающим образом повлиял, насколько можно судить, страшный конец Раймона-Рожера. А мы ведь знаем, что арагонский король являлся сеньором Безьер и был связан с молодым виконтом семейными и дружественными отношениями.
Петр был известен в Романии как рыцарь без страха и упрека. В битве при Лас-Навас-де-Толоса в 1212 г., которая надломила владычество арабов в Испании, он стяжал величайшую славу среди присутствовавших королей и рыцарей и получил прозвище el Catoli'co.
Пылкость своего религиозного чувства он подтвердил в 1204 г., когда в сопровождении блестящей свиты отплыл в Рим и принес папе Иннокентию III ленную присягу. За это при короновании он был удостоен причастия под обоими видами и получил от папы скипетр, мантию и другие королевские инсигнии. Монарх с благоговением возложил их на алтарь святого Петра и препоручил в его руки свое королевство; папа же пожаловал его мечом и титулом первого знаменосца Церкви.
В самом начале конфликта вокруг Романии Петр, веря в силу своих взаимоотношений с Ватиканом, отправляет к Иннокентию посольство, жалуется на поведение легатов, которое он характеризует как своевольное, несправедливое и противоречащее истинным интересам религии. Затем он направляется в Тулузу с намерением вступиться за своего поверженного зятя Раймона. Королевские посланцы побуждают Иннокентия, чтобы он приказал де Монфору вернуть прежним владельцам все земли, которые были отняты у «не-еретиков». Они призывают папу потребовать от Арнольда, чтобы тот не препятствовал запланированному Римской курией крестовому походу против сарацин под предлогом, что это-де затянет войну в Тулузском графстве.
Эти действия папы и активное участие в них Петра Арагонского производят глубокое впечатление на легатов; церковной иерархии Лангедока пришлось напрячь все свои силы, чтобы разрешить кризис.