Все стояли, открыв рты, включая Элезара. Такого геополитического расклада, да ещё и взаимовыгодного глобального решения из решения судьбы какого-то одного нищего никто не ожидал.
— Э, ну. Так, тут надо подумать — первым пришёл в себя старейшина. — Нищего в землянку, этих в дом и накормить. Гостями будут. В качестве виры и в порядке гостеприимства. Обиды не держите?
— Мы христиане, уважаемый старейшина, наш Бог велит нам молиться за обижающих нас.
— О — Анте хлопнул ладошами и потёр их друг об друга — ну вот и молитесь. Это дело хорошее. Если за нас! Одобряю. И лучше это делать на сытый желудок и выпив крепкого мёда. У нас сегодня праздник. Я занят, а Вацлав вас проводит и накормит. Займись! — бросил он младшему жрецу.
Тот повёл друзей в один из находившихся в роще домов, а переставшего визжать, после того, как Александр объяснил ему, что, возможно, его простят, Аглаека уволокли в землянку, где заперли и приставили стражу.
Обстановка в доме походила больше на обиталище какой-нибудь знахарки. Повсюду были пучки трав, цветов, собранные в миски и семена. На большой стол рабы споро собрали множество блюд, которые можно было принять за пиршественный стол. Хотя, скорее всего, так оно и было, и угощения были приготовлены в честь праздника. Здесь была и жареная птица разных видов, и оленина, и по-разному приготовленная речная рыба, и каши, и даже выпечка.
— Ну что же, давайте выпьем, раз вы на нас не обижаетесь — предложил улыбающийся тому, как всё разрешилось, жрец.
— Конечно, Вацлав. Только сперва нам надо помолиться. Элезар, прочитаешь «Отче наш»?
Элезар прочитал молитву, и компания, к которой присоединились и стражники, и купец Святовит, естественно без слуг, приступила к трапезе.
— Я видел, да ты и сам сказал, что тебе понравилась статуя богини Живы — начал беседу Вацлав — Удивлён. Думал ты будешь плевать на изображения наших богов, как это принято у христиан. Вы же их, кажется, считаете демонами.
— Во-первых, христиане тоже ценят прекрасное и тоже посвящают это прекрасное нашему Богу. Во-вторых, если её делал римлянин, то звали её, вероятнее всего, Церера- улыбнулся Александр — Но вдохновила его действительно какая-то из местных женщин.
— Считаешь богиня реально существовала? — удивился Вацлав. — Это уж и вовсе странно для христианина.
— Без сомнения, существовала женщина, с образа которой делал скульптуру из дерева римлянин — поправил его Александр- А что касается самой богини Цереры, то это римская богиня плодородия, но римляне заимствовали её образ у греков. Там её звали Деметрой. И христианство не считает многочисленных, как и ваши, греческих богов демонами. Напротив мы считаем их именно реальными людьми. Их взаимоотношения — это образец обычных человеческих отношений, а рассказы о них и греческих героях — это отголосок реальных историй, переданных в красивой форме. Например, Асклепий — это просто великий лекарь, который стал покровителем медицины. Кто-то из людей первым или самым искусным образом занимался кузнечным делом и стал покровителем этого ремесла. Другие в другом. Так и появились все «боги».
— Ого, даже я этого не знал. А ведь я читал отцов Церкви. — удивился Элезар.
— Тогда ты не мог не видеть у них множества отсылок на греческую классическую литературу, пронизанную мифологией. Когда император Юлиан Отступник запретил преподавать в школах классическую литературу, так как в ней в основном излагаются мифы о древних греческих богах, то святитель Григорий Богослов возразил этому. Он и вслед за ним вся Церковь считали, что классическая греческая и римская литература — это просто словесность, часть культуры, которую надо изучать, как и другие искусства древних, такие как кузнечное дело, гончарное, строительство и военное дело.
— Мудро — признал Вацлав. — У нас вот изучение того, что приносят христиане, не приветствуют. А ведь христиане не только о своём Иисусе толкуют, они и учат охотно многому.
— Это так. Мой отец был проповедником у датчан в Хайтабю, но он занимался в церкви с детьми, обучая их счёту и письму. Причём платы не брал.
— За это давайте и выпьем! — провозгласил своим громовым голосом Вацлав, хотя было совершенно непонятно за что же конкретно, то ли за Живу, то ли за Цереру, то ли за мудрость христианской Церкви и доброту отца Элезара, а может, за всё вместе.
И они выпили. А потом ещё выпили. И ещё. Затем началось празднество, в котором они участвовали весьма опосредованно. Только как зрители, которые продолжали пить, пить и пить.
На следующий день Александр еле смог открыть глаза и сразу же застонал. Во рту ощущался вкус отнюдь не мёда, а голова раскалывалась немилосердно. Кое-как он сел на лавке в том же зале, где они и начинали праздновать. Удивительно, как не свалился под стол. Нашёл взглядом кувшин, схватил и приник к нему. В кувшине оказалось пиво. Влив в себя половину, он охнул и, наконец, осмотрел дом.