Здесь Александру нечего было возразить, хотя стало очень стыдно за то, что он фактически вынудил юношу, так хорошо относящегося к нему, рискнуть и поставить под вопрос из-за какого-то каприза всё их предприятие, в котором видел себя старшим сопровождающим, призванным уберечь иногда импульсивного молодого человека от беды.
«Нет, это не каприз! Я же видел этих людей. Бросить их в рабстве, всё равно что убить. Нельзя их смерти допустить, иначе ни я себе не прощу, ни тем более Элезар с его добрым и благородным сердцем» — одёрнул и продолжил убеждать себя в мыслях монах.
Поспорив ещё не много, но уже как-то вяло, без азарта, явно понимая, что решение, пусть не самое лучшее, уже принято, они все вместе отправились к торговцу, которому принадлежал караван.
Пропустили их без всяких вопросов и провели к центру стоянки, где рядом с походным шатром, а не внутри тесного постоялого двора и находился искомый ими человек. Если бы не нос с небольшой горбинкой, то даже Александр не догадался бы, что перед ними еврей. Впрочем, даже эта деталь внешности была совершенно невыразительной и скорее выделялась воображением монаха, чем действительно была заметна. Одет всё ещё бодрый, и даже, пожалуй, сильный мужчина с седой бородой и яркими голубыми глазами был в дорогие, хотя и тёмных тонов вещи. Мужчина вкушал баранину, судя по аромату, растекавшемуся по поляне. На походном столике стояли и другие блюда, а торговец скорее возлежал, чем сидел, на странной гнутой конструкции, чем-то похожей на шезлонг с подушками. Рядом с ним на небольшом стульчике сидел раб, который что-то читал своему господину. В основном на столе стояла рыба, но Александр узнал даже, кажется, сушёный инжир, который точно видел здесь в первый раз.
Увидев, что к нему приближаются гости, торговец окинул их оценивающим взглядом и махнув рукой рабу, чтобы тот ушёл, поднялся навстречу. Гостям он поклонился, а те ограничились кивками, приветствиями и представлениями. Хозяин тоже представился, назвавшись Шимоном. Затем последовали дежурные фразы о здоровье, погоде в пути, как если бы гости и хозяин были знакомы, и лишь затем еврей обратился к Элезару с вопросом о цели визита.
— Уважаемый Шимон, позволь сначала задать вопрос. Что тебе известно о твоих пленниках, которых везёшь на продажу в Галлию?
— Ты спрашиваешь о тех славянах, что закованы в колодках и сидят под охраной? — спросил после глотка вина торговец.
— Да, меня интересуют именно они. Точнее, что тебе известно о них.
— Это славяне откуда-то с языческих земель. Строптивы. Пытались бежать. А большего мне знать о них не требуется. Кроме их цены, конечно.
— Дело в том, что все эти люди христиане. А как ты знаешь торговать христианами в империи запрещено. Да и нигде нельзя продавать христиан. Это запрещено и во Франкии, и в других землях христиан.
— А если я везу их не в земли христиан? — подумав и прищурившись, спросил еврей.
— Тогда тем более это нарушение закона. Христиан нельзя продавать мусульманам.
— А с чего, мой дорогой друг, ты интересуешься ими? И с чего ты взял, что они христиане?
Друзья уже обсудили этот и некоторые другие вопросы ещё у костра, и потому Элезар ответил без запинки.
— Мой друг, монах, расспросил их. Он знает их язык. Обстоятельно выспросив их не только на словах, но и о сути нашей веры, он абсолютно уверен, что они христиане. Без обмана. Невозможно, чтобы язычники читали молитвы наизусть и крестились.
— Что же. Это меняет дело — усмехнулся торговец. — Придётся им отработать свой долг, который очень велик, а потом будут свободны.
— И это меняет дело?
— Ну как же! — всплеснул торговец руками — Они почти свободные люди получается. Только должники. И поэтому я их, конечно, не продам. Я продам их долг. И они будут должны уже другому человеку, не мне. А он уже волен их или отпустить, или принудить полностью отработать всю сумму.
— А не кажется ли тебе, уважаемый Шимон, что это лишь способ всё же продать их, как рабов и что за такое тебя серьёзно накажут? — с нажимом спросил Элезар.
— Не кажется. — Всё так же расслаблено и улыбаясь, никак не отреагировав на некоторую агрессию собеседника еврей — Так делают все по христианской земле. И торгуют хоть франками, хоть саксонцами, хоть норманнами, хоть даже надменными греками. Точнее их долгами или суммой выкупа, положенной за пленников. А уж торговлей славянами точно никого не удивишь.
— А скажи мне тогда вот что, уважаемый Шимон, какова же их цена?
— Не меньше 1 тыс. пфеннингов.
— Да помилуй Бог! — вскрикнул даже Аглаек, но Элезар только рассмеялся.