— Эй, ты чего творишь? — возмущённо зашептал он на ухо Элезару, когда они отошли в сторону — Разве можно так обращаться с Причастием?
Аглаек и франк недоумённо уставились на него.
— В дороге можно принять — сказал Аглаек.
— Утром хорошо понемногу, натощак… — неуверенно поддержал его Элезар.
— Ты же сын священника, друг, стыдно! — чуть не забывшись, где он находится, воскликнул монах — вы хоть понимаете, что это не просто кусочки хлеба с вином, а истинная кровь и плоть самого Бога?
Аглаек с Элезаром, не понимая, в чём их обвиняют, неуверенно переглянулись и кивнули.
— Ну и как вы себе представляете, не оскорбляете ли и не оскверняете ли вы Господа, заворачивая его величайший дар в грязную тряпицу и лапая его своими руками? А то, что кровь Господа впитается в тряпицу, а ты её потом наверное выбросишь или используешь как-то ещё?
Оба задумались. Затем Элезар достал тряпицу и аккуратно съел хлеб из неё. Аглаек чуть помедлив, повторил его действия. Оба при этом выглядели расстроенными.
— Так-то лучше. Не переживайте. Вы же делали это из благочестивых побуждений, а не чтобы оскорбить Господа — улыбнулся им Александр, и те повеселели, успокоенные его словами.
Компания стояла в сторонке у стены, и на них особенно не обращали внимания. Да и не сказать, что они сильно выделялись. Были здесь и другие люди в одежде, достойной непростого происхождения, а были и оборванцы, вроде русичей, хоть и успевших привести себя в порядок, но не обзавёдшихся новой одеждой. Однако и нельзя было сказать, что совсем никакого разделения не существовало. Люди побогаче смело проходили вперёд. Многие сидели на скамеечках, а двое самых ярко разодетых и, видимо, самые благородные, и вовсе в резных креслах. Однако и в толпе богатых выделялось пару нищих, стоя́щих на коленях даже во время чтения молитв и мешающих остальным, как действиями, так и запахом. Удивительно было, что хотя некоторые из благородных господ хмыкали носом на дурно пахнущих и выделяющихся соседей, но терпели.
Наконец, священник прочитал небольшой отрывок из Евангелия со своим пояснением, рассказал прихожанам о том, чем им следует помочь сегодня храму, и литургия благополучно завершилась. Почти все потянулись к выходу. Однако Элезар, напротив, приблизился к алтарю и о чём-то зашептался со служкой. Тот сначала помотал головой, после чего франк приблизился к нему и стал ещё что-то объяснять. Наконец, служка кивнул и убежал в алтарь.
Через некоторое время из него вышел священник. Взглянув на Элезара, он подозвал того жестом и что-то ему сказал. Элезар поцеловал его руку и вернулся к спутникам.
— Я договорился о встрече с епископом. Он сегодня не принимает, но для меня и Александра, как посланников в Рим обещали сделать исключение. Предлагаю пойти, пока привести себя в порядок с дороги и перекусить. Не думаю, что у местных прислужников будут проблемы с тем, что бы найти нашу компанию.
— Боярин, нам бы нормальную одёжу раздобыть, а? — обратился один из бывших владимирских ратников по имени Ратмир к Александру.
— И с оружием надо что-то решить, бронёй. — Поддержал его десятник Богдан.
— Вскоре мы должны встретиться с епископом. После этого займёмся одеждой.
Ратники благодарно загудели.
В том же здании, где разместились путники, монахи после мессы кормили голодных, коих было достаточно много. За небольшую плату паломников посадили за отдельный стол и принесли не полупустую бурду из лука в воде, а вполне себе съедобную овсяную кашу с прожилками мяса и даже обильно разбавленного водой вина. Позавтракав, сильно разбредаться, не стали. Кто-то занялся перекладкой вещей, кто-то пошёл посмотреть, как ухаживают за животными, а Элезар с Александром сходили умыться и переоделись. Монах надел подрясник и рясу ещё из XXI века и головной убор, который назывался клобук и произвёл при первой встрече сильное впечатление на Элезара. Он давно заметил, что местные реагируют на его хоть и не самое плохое, но и далеко не сверхдорогое одеяние, как на епископские одежды. Если бы она была просто хлопковой или шерстяной, то, наверное, удивления не вызвала, а вот не мнущаяся, гладкая на вид и ощупь, блестящая и глубокого, тёмного цвета синтетика здесь была столь необычна, что сразу вызывала ассоциации с дорогими восточными тканями, вроде шёлка.