Элезар же уже был весь в предстоящем бое. Он жил им, дышал им. Грудь его широко вздымалась, а сердце учащённо билось, гоня по крови кислород и первый адреналин в предвкушении схватки.
Поздравив Утреда и посмотрев ещё парочку боёв, закончившихся быстро и неинтересно, вся компания отправилась к полю, где предстояла сшибка конных воинов. Некоторые из них держались командами. Остальных же разделили, особо не спрашивая. И знатные люди, некоторые из которых были графами, к удивлению, подчинялись беспрекословно организовывавшем бой герольдам или как там следовало называть снующих повсюду угрюмых мужчин в костюмах цветов королевского дома, Александр не знал и мысленно назвал их так ещё с самого прихода на праздник. На удивление инока требований к знатности здесь не предъявлялось и в сшибке собирались принять участие и довольно плохо экипированные явно простые стражники. А потом монах, к своему ужасу, увидел, что никто не собирается брать затупленное оружие. У всех в руках были хоть и лёгкие, но боевые копья. Он снова захотел воззвать к разуму присутствующих, но с силой сжал зубы и снова прикусил губу. В этот раз до крови.
Здесь уже было множество удобных трибун для зрителей. Заплатив небольшую сумму, Александр с Аглаеком и Утредом взобрались на второй ряд. Проповедник и юноша набрали себе полные руки всякой снеди, а вот Александру кусок в горло не лез. Элезар же с Бодуэном отправились по указанию герольдов к одной из команд.
Чуть позже все стали взбираться на лошадей, кто вскакивая в седло одним движением, как Элезар, а кто и тяжело взбираясь со специальной приставной скамейки, как некоторые тучные мужчины, впрочем, выглядящие скорее мощно, чем жирно.
Наконец, все выехали на поле, построившись друг напротив друга. Жара всё ещё стояла невообразимая, несмотря на вечер, и Александр подумал, что должно быть каждый из воинов обливается ручьями пота в доспехах.
Элезар же в этот момент сидел на спине своего коня, и если какой-то пот и лился по его телу, то только холодный. Он, конечно, заметил взгляды крёстного брата, и ему передалось его волнение. Внезапно ему стало страшно и тоскливо, а тревожные предчувствия сковали сердце. Зачем он решил рисковать? Зачем он поставил под угрозу свои клятвы и отправился на это поле для развлечений? Да, развлечений настоящих мужчин и воинов, но лишь развлечений. Деньги, да и лишний конь ему не помешают, но точно его сюда привела не жадность. А что тогда? Тщеславие? Гордыня? И куда ведёт гордыня?
От таких мыслей ему стало ещё тоскливее и захотелось помыться, но не от пота и грязи, а от какого-то внутреннего омерзения от себя самого.
Бодуэн же, кажется, заметил состояние юноши и постучал ему по плечу тяжёлой рукой.
— Твоя первая схватка?
— В строю, на конях — да! — хрипло ответил юноша.
— А, понимаю. Должно быть думаешь, что ты тут делаешь и зачем это нужно? — невероятно точно угадал его мысли, казалось бы, не слишком прозорливый весельчак.
Элезар нервно кивнул.
— Ты тут, потому что в твоих венах течёт кровь воина, малыш. Уж я-то вижу. Такие, как ты и я — волки, а не овцы. Нам нужны схватки, победы, слава. Если мы будет прозябать в безвестности или сойдём с ума и начнём копаться в земле, как эти черви — рыцарь обвёл широким жестом столпившуюся на трибунах и повсюду на поле толпу, действительно состоявшую во многом из крестьян, — то мы перестанем себя уважать. Сдохнем от тоски и совершенно без всякого смысла.
— А как же Бог? — спросил чуть приободрившийся юноша.
— А что Бог? — с удивлением уставился на него Бодуэн. — Господь создал тебя настоящим воином не просто так. Огонь и отвагу в твоё сердце Бог поселил не для того, что бы ты зарыл это всё в землю, а чтобы ты служил Ему мечом и щитом. Чтобы ты сражался за Него на поле брани и в своей душе. Мы волки, Элезар. Волки, а не овцы. И нас таким создал Господь. — после чего рыцарь перекрестился навершием меча.
Элезар повторил его жест и улыбнулся. Но это была улыбка не юноши, а оскал злого и голодного до схватки волка.
Глава 16. Париж
Элезар открыл глаза. Взгляд сфокусировался, и юноша рассмотрел, что лежит в обитой досками комнате, а на улице уже день, так как через открытое окно лился яркий свет. Рядом, на сундуке сидела милая девушка и занималась плетением чего-то. Лицо её было видно лишь наполовину, но зато обрисовалась в свете солнца стройная фигура, просвечивая тенью через тунику и создавая ощущение, что девушка обнажена. Из-под платка, который прикрывал половину лица и шею, выбилась прядь светлых, почти золотых волос. Нос был прямой и великоват, но не портил, а придавал какое-то очарование. Как раз в этот момент она чуть морщилась от солнца, поджав красиво очерченные губы, и носик чуть вздёрнулся, делая похожей на милого и озорного зверька. Всё в ней было какое-то кукольное и донельзя притягательное.