— У тебя сотрясение мозга, так бывает. Не пугайся, пройдёт.
— Да, от ударов по голове больные часто теряют память, но если вы будете находиться в покое, выживите, а память вернётся — вмешался в беседу доктор.
— Благодарю вас за всё — хотел приподнять голову в полупоклоне Элезар, но застонал и откинулся на подушки.
Доктор оставил какой-то настой и удалился, а Александр продолжил уход за другом.
Спустя несколько дней состояние Элезара не изменилось, но монах ухаживал за ним, и казалось, что дело может пойти на лад. По крайней мере, и хуже ему не становилось. Единственное, что беспокоило Александра, так это то, что Александр довольно тяжело переживает из-за того, как глупо он ввязался в бой. Ни раз и не два, он пытался исповедоваться другу в том, что мог бы всех подвести и что бы они делали, если бы он погиб по простой прихоти. Да и обет, данный отцу, никто не отменял.
Как мог Александр утешал его. Но помог в конце концов не он, а дочка приютившего их графа. Как-то она зашла вместе с отцом проведать больного. У д’Эспене были чёрные, словно вороново крыло волосы, перемотанные повязкой, а вот дочь его была светла и ликом, и волосами, словно её всю соткали из золотых нитей, светящихся под лучами солнца.
Граф говорил что-то приятное, восхищался бойцовскими качествами Элезара, но тот отвечал лишь тупыми кивками и, кажется, вовсе потерял дар речи. Списав всё на последствия ранения и обеспокоясь состоянием гостя, граф пообещал прислать дочь с каким-то фамильным лечебным бальзамом. Через день та и правда пришла, намазав, немало смущаясь, лоб, виски и грудь Элезара какой-то дурнопахнущей гадостью. Но юноше её прикосновения показались более лечебными, чем любые травы и настойки мира. И Он с дрожью в голосе попросил её приходить к нему, ведь само её присутствие было целебным. Так и повелось, что она стала периодически заходить и проводить с ним время, давая Александру отдых и возможность отлучаться к остальным спутникам, а сам Элезар и вправду, наконец, пошёл на поправку.
Было ли это эффектом от присутствия юной девушки, которую звали Жанна, или всё же помогали мази и настойки, но через две недели он чувствовал себя гораздо лучше, а память к нему почти вернулась.
Когда через месяц Элезар узнал, что проповедник Пётр вместе со всей своей разросшейся свитой отправился куда-то в Аквитанию, то Элезар места себе не находил и всё порывался отправиться за странствующим проповедником вслед. К тому же вернувшаяся память снова обострила чувство вины. Возможно, ещё и ослабленный организм сыграл свою роль и подхватил какую-то инфекцию. У Элезара начался жар.
И снова Жанна по очереди с Александром ухаживала за юношей. И монах видел, как больной нравится ей и как она искренне переживает за него не только из чувства христианского благочестия.
К счастью всё обошлось. Жар спал, самочувствие у юноши через несколько недель улучшилось, а пришедший доктор снял с исхудавшего Элезара деревянные коробы, неважно заменявшие гипс.
Предварительный осмотр показал, что кости зажили ровно, как и рёбра. Всё ещё болело, но прогноз был благоприятный. Правда, у Юноши образовались пролежни, к счастью не начинавшие гноиться благодаря заботам Александра, но тело исхудало столь сильно, что больной не мог даже сесть без посторонней помощи, а стоять даже и не пробовал. А ещё постоянная ломота в тех местах, где были переломы. Она изматывала.
Элезар открыл глаза. Взгляд сфокусировался, и он рассмотрел, что лежит в уже привычной комнате в доме графа. На улице погожий октябрьский день, и через открытое окно лился яркий свет, свидетельствующий о том, что осень всё никак не наступит, несмотря на календарь. Рядом, на сундуке сидела Жанна и занималась плетением. Лицо её было видно лишь наполовину, но зато обрисовалась в свете солнца стройная фигура, просвечивая тенью через тунику и создавая ощущение, что девушка обнажена. Из-под платка, который прикрывал половину лица и шею, выбилась прядь светлых, почти золотых волос. Её любимое им лицо завораживало. Как раз в этот момент она чуть морщилась от солнца, поджав красиво очерченные губы, и носик чуть вздёрнулся, делая похожей на милого и озорного зверька.
На короткое время созерцание красоты лишили его дыхания, а также заглушили ноющую, надоевшую боль.
Но потом воспоминания вернулись, а с ними и тянущая, надоевшая до сумасшествия ломота в ноге и руке. Он вспомнил бой, в котором получил травмы, но это его уже почти не беспокоило. Со временем воспоминания притупились, а единственное, что беспокоило его сейчас — это то, что думает, чувствует и чего желает эта девушка.