– А невидимых? Их под одеждой могло быть видимо-невидимо.
– Могло. Но врач, осматривавший тело, их не нашел. Мне вообще многое непонятно. Почему, например, покойника увезли, не предъявив для опознания хотя бы дачникам? Такое впечатление, что личность его уже установлена. Меня также настораживает странное состояние Романа, в котором он пребывал ночью. Похоже на наркотическое опьянение. Надо как следует тряхнуть всю эту молодежную компанию. И пусть этим займутся те, кому положено заниматься. Ирина, мне не нравится твоя задумчивость!
– Ир, не обращай внимания, – оперативно среагировала на замечание в мой адрес подруга. – Главное, твой Ефимов отметил – у тебя все-таки есть чем задумываться.
Я сочла необходимым внести уточнение:
– Да посмотрите на часы! И тоже задумаетесь. У меня глаза слипаются. А нам еще партизанить по лесу в обход трех дачных наделов.
– Так я вам фонарик дам, – зевнула Наташка. – Только в нем, кажется, батарейки сели.
– Не стоит. Луной обойдемся, – зевнув следом, отмахнулся Димка. – Романтическое путешествие по…
– Только не сходите с тропинки! – влезла с напутствиями Наташка. – Надежда с крайнего участка пару старых кустов смородины выкорчевала и от любви к порядку на личной территории выкинула их за забор. Они не хуже колючей проволоки. Я ей намекнула, что это непорядок надо сжечь, удобрение опять-таки, а она, оказывается, смородиновые ветки в дело пускает – в чайную заварку добавляет, не хочет источником кустарных витаминов дизайн своих соток похабить. Стойте тут, я за ключом сбегаю.
Димка не послушался и медленно побрел к калитке. Я поплелась следом, отметив, что фонарик в такую ночь и в самом деле ни к чему. Огромная луна, застывшая в верхушках деревьев на противоположной стороне звездного неба как раз над крышей нашего дома, светила с интенсивностью мощного прожектора. Бессребреница. Никакой тебе платы за освещение. И светит всем одинаково. Без всякой энергосбытовой обдираловки!
Порыв налетевшего ветра разбудил мощные лапы елей, они снисходительно качнулись. Легкий шум прокатился над деревьями, возмущенно пискнула какая-то бесцеремонно разбуженная птаха – наверное, чуть не свалилась с ветки, и снова все стихло. Лунные дорожки светлыми полосками пролегли по лесу. Чудо нерукотворное.
– Как хорошо-о-о… – пропела вернувшаяся с ключом Наташка. – Уходить не хочется. Если бы вы меня проводили назад, я бы довела вас до дома.
На сей раз первым зевнул Димка и провел ладонью по лицу, стряхивая сонное наваждение. Следом зевнула я, за мной Наташка. Димка с усилием подавил очередной зевок и заявил, что ему некогда. Тем не менее к своему дому мы с ним шли медленно, сознательно отмечая все, что за повседневной суетой остается за бортом восприятия. Например, неповторимый запах ночного леса, почти идеальную тишину, косые тени деревьев и удивительное одиночество, рожденное родством наших душ.
8
Ночью Дмитрий Николаевич постоянно взбрыкивал и что-то мычал. Не знаю, что ему снилось, но с кровати он меня выжил. Пришлось тащиться со своим одеялом и подушкой в комнату дочери и там приспосабливаться к новым спальным условиям. Приспособилась только под утро, когда решила, что заснуть не на своем месте мне не удастся. И лучше бы не засыпала. Наверное, в свое время я слишком внимательно читала Мориса Дрюона, приобретенного на старательно собранную макулатуру, а позднее проявила излишний интерес к различным публикациям на тему разгрома Ордена тамплиеров. Приснится же такое… Если, конечно, вариации на тему другого Страшного суда – над руководителями Ордена тамплиеров можно назвать сном. Так… Погружение в прошлое с возвращением на короткое время в настоящее, чтобы посмотреть на часы, удостовериться, что еще слишком рано, и снова прикрыть глаза. Не помогали и думы на отвлеченные темы. Все равно мысли возвращались к одному и тому же – картинам из категории «все, что было не со мной, помню».
18 марта 1314 года… Мартовское утро, как отмечал Дрюон, было ясным и солнечным. Даже в полудреме я этому удивилась. Предстоящее событие требовало тоскливой, дождливой погоды. А вместо этого солнечные лучи беззаботно и весело пробивались сквозь главную розетку внутрь собора Парижской Богоматери. Стены собора казались особенно белыми, многочисленные «зайчики», отражавшиеся от металлических нарядов и оружия лучников слепили глаза. Галдела огромная разношерстная толпа горожан, собравшаяся поглазеть на захватывающее зрелище.
Были в ней и сочувствующие, и тайные единомышленники тамплиеров.
Судейская коллегия во главе с канцлером Гийомом де Ногарэ, Великим инквизитором, личным исповедником короля – Рено и Жаном де Мариньи – епископом Санским вершила суд над четверкой высших сановников Ордена. Минуло семь лет с момента разгрома Ордена. Эти годы, проведенные в заточении на цепи, превратили подсудимых в глубоких стариков, изможденных, потерявших счет времени, а их одежду – в ветхие лохмотья. Жуткий контраст одеяниям судей.
Главных еретиков судили на верхних ступенях, ведущих к паперти. Было решено не осквернять собор их присутствием. Внутри, за порогом разместился церковный электорат и служители церкви. Судьи, сидевшие на пороге главного входа, были спокойны и упивались собственной значимостью. Все предопределено. Сам бывший Великий магистр бывшего Ордена Жак де Молэ, жалкий старик, вскоре после ареста не смог устоять против пыток и хитрой словесной паутины обещаний инквизиторов и папы Климента Пятого. Он наверняка повторит признание своей вины по всем пунктам обвинения. А приговор, в котором всем четверым назначается наказание в виде пожизненного заключения, будет выглядеть проявлением высшей милости. Хорошо, что в свое время не выполнили требование папы о передаче руководителей Ордена для папского суда. Их так и не довезли до него по очень убедительной причине – карантина. Зачем испытывать терпение Господа, подвергая Климента Пятого опасности заразиться от больных тамплиеров? Он тоже смертен. И кто докажет, что это причина надуманная? Не известно, каков бы был итог папского суда. Хитрый папа на суд не явился, вместо себя прислал трех своих кардиналов. Боялся неожиданностей в ходе процесса. Их не будет. А приговор полностью отвечает личным интересам короля Франции Филиппа Четвертого – Красивого.
Не только судьи, но и сам Великий магистр тоже был спокоен, несмотря на выкрики из толпы проклятий в адрес всей четверки. Жак де Молэ надеялся, что деятельность Ордена будет оправдана. Иначе к чему эти папские посулы и обещания? Надежда на справедливость жила и в измученных душах трех других стариков. В первую очередь близкого друга и соратника Великого магистра – Жоффруа де Шарнэ, приора Нормандии. Ему, как и Жаку де Молэ, тоже было семьдесят лет, и он также не хотел, чтобы достойно прожитые им годы запачкали гнусной ложью. Двое остальных узников, генеральный визитатор Юг де Пейро и командор Аквитании де Гонвилль, хоть и казались сломленными и равнодушными, но рассчитывали на милость папы и короля. Кому они в таком возрасте и состоянии могут быть опасны?
Ход судебного процесса сразу показал, что ошибаются обе стороны – и судьи, и обвиняемые. Пунктов обвинения было не так много, но в подтверждение вины тамплиеров приводились такие красочные свидетельские показания, что все это напоминало театральную постановку сумасшедшего режиссера с использованием еще более сумасшедших актеров. Напрашивался только один логический вывод: спектакль должен закончиться обвинительным приговором, предусматривающим вероотступникам смертную казнь. Пожизненное заключение и в самом деле будет выглядеть величайшей милостью.
Самым серьезным явилось обвинение в отрицании святости распятия Христа. Все братья Ордена в буквальном смысле плевали на Крест, видя в этой реликвии лишь деревянное орудие пытки и смерти Христа. Поклоняться Кресту было кощунством, что доступно и разъяснялось каждому новичку. Но поклоняться чему-то следовало. Как выяснила Святая инквизиция, тамплиеры поклонялись Сатане в обличье бронзовой головы и в доказательство факта этого богохульства вместо крестика носили на шее веревочку, предварительно обвязанную вокруг идола – головы Бафомета. Такие идолы имелись у тамплиеров в каждой провинции. Объяснение, что прообразом головы Бафомета был отпечаток Святого лика, обнаруженный на Туринской плащанице, инквизиторов, разумеется, не устраивало. Нашлись очевидцы, утверждавшие, что в заседаниях Ордена принимал участие сам Дьявол. Почему-то ему нравилось рядиться в шкуру черного кота. Этот кот прекрасно изъяснялся на французском языке. Случайные свидетели его хорошо понимали без переводчика. Нашлись даже свидетели ритуального поджаривания младенцев – плодов порочной любви незамужних девиц. На этом фоне обвинение в халатности священников Ордена, не освящавщих хлеб перед Святым причастием, выглядело не самым страшным грехом. Просто закономерным и формальным результатом отрицания Святого Креста.