Следующий день промелькнул незаметно, хоть с оставшимися предметами мы и намучились.
Чары у Флитвика, с описанием и схемами жестов, формулы трансфигурации у МакГи, описание существ и методов противодействия им у пришибленного Люпина.
После его неудавшегося представления на первом уроке с боггартом, к Люпину, студенты стали относиться настороженно. Хотя все и признавали, что как преподаватель он, ничего так. Намного лучше и компетентней предыдущих. Что–что, а интересно и с примерами, учебный материал этот оборотень рассказывать умел. У него даже поклонники среди всех курсов и факультетов появились, традиционно исключая большинство слизеринцев.
К Люпину я старался относиться ровно и, по возможности держал дистанцию, ни на миг не забывая, кто он такой на самом деле. Мои батя и крёстный — натуральные психи, если дружили с подобным… существом. Я приемлю оборотней, но все мои изученные знания, в тех дневниках, что оставил мне Ханешь, просто кричат, что Люпин опасен. Не стоит сближаться с ним. Это уже не человек, а кровожадная машина для убийства, расхаживающая вне резервации. Пусть он старается противиться своей сути, пусть ищет метод избавления, но это не станет ему мешать, когда он попытается перегрызть мне горло. Как метаморфу, мне плевать на риск заражения ликантропией, но ведь убить меня и не это может, а клыки и когти вот такого лунатика. Правда тут спорно. Ещё нужно поглядеть, кто кого!
Единственное, что мне запомнилось в этот день, так это Гермиона, идущая как на казнь, для сдачи теста по «полётам». Это обязательный предмет для юных волшебников до пятого курса и по нему даже СОВ сдают. Этакая своеобразная физкультура магического мира. Летать нам было не нужно — погода, мягко говоря, совсем не лётная, но теорию и описание манёвров мы должны были накалякать письменно и сдать работу мадам Хуч.
Вечером был предпраздничный пир, а уже двадцать четвёртого с утра все, кто решил праздновать Рождество дома, толкались и ругались на платформе Хогсмида. Из–за мороза получалась не чинная и неторопливая посадка на Хогвартс–экспресс, а натуральный штурм вагонов, как во времена «мешочников». Еле–еле нам удалось почти без применения насилия устроиться в ставшим традиционным купе. И то это удалось всей нашей компании только потому, что с нами был Лонгботтом. Используя его, как таран и ходячий танк, мы с Булстроуд по флангам и с нашими всеми девчонками в тылу проломили аморфную и хилую толпу физически не развитых юных волшебников. За нами в кильватер пристроились все мелкие девчонки, первачки и второкурсники — все те, на которых старшекурсникам плевать. На возмущённые вопли и угрозы расправы я выдернул из прохода кем–то нагло брошенный нетяжёлый, но объёмный чемодан, который, собственно, и создал пробку, и метнул этот снаряд на голос, по пути матерно пообещав засунуть этот чемодан кому–то куда–то. Короче, отвоевали себе жизненное пространство и восстановили справедливость.
Только уже сидя в теплом купе, прихлёбывая из чашки горячий чай и смотря на удаляющийся силуэт Хогвартса, я понял, насколько он мне осточертел, но в тоже время и стал почти родным домом. Хорошо, что каникулы начинаются и ими можно наслаждаться, как… да как подростку можно и нужно наслаждаться — к тому же, впереди Рождество.
* variabilis vulgaris (лат.) — обычный изменчивый (метаморф)
** tempus variabilis supra (лат.) — период сверх метомфизма.
Глава 65 Рождество и рождественские подарки
В купе, меня очень быстро стал одолевать сон, и потому, закутавшись в мантию и накинув капюшон, я привалился к стенке на козырном месте около окна, и стал дремать, невольно прислушиваясь к гомону девчонок:
— Давай, Грейнджер, рассказывай как это было. Нам же интересно! — услышал я нетерпеливый возглас Паркинсон.
— Действительно! Колись давай! Как всё происходило? — это уже Боунс подключилась и, видимо, тут для допросов наследственность даёт о себе знать или с тёти своей пример берёт.
— Твой, Поттер, вон, всё равно спит. Так что можешь ничего не скрывать, — кажется, это Булстроуд была.
— Нарглов натравлю! — пообещал зловещий голосок откуда–то сверху.
— Я… всё… слышу… — сонно пробормотал я, и окончательно заснул.
Лондон перед Рождеством мне совсем не понравился. Такое ощущение, что выехал из настоящей зимней сказки с белоснежными сугробами, морозом под звёздами и атмосферой праздника, а попал в серость бетона, грязную слякоть и бесполезно суетящуюся вокруг толпу. Несмотря на то, что вокруг всё ярко сверкало неоновой рекламой, на каждом шагу и в каждой витрине магазинов присутствовала рождественская символика, со всеми этими Санта–Клаусами, венками из омелы и традиционным запахом ванили, праздник совершенно не ощущался. Впрочем, это, можно сказать, моё первое Рождество за очень много лет. Я как бы отвык от такого праздника. Да и не очень–то и привыкал даже до того, как попал в Хогвартс. С зимой у меня сейчас другой праздник ассоциируется, и запахи там должны быть другими.