Мои меланхоличные рассуждения прервались конечной целью нашего путешествия, а именно уродливой горгульей перед входом в директорский кабинет.
— Ванильные тянучки. — важно, даже, можно сказать, торжественно вымолвил, Уизли.
Я в ответ посмотрел на него как на идиота. Гениальный, мать твою, пароль и тон, каким он сказан! Значит, длиннобород ещё здесь. Проклятые зелья! Опять раздражение накатило. Горгулья отпрыгнула в сторону и мы начали подниматься на магическом эскалаторе на верхотуру административной башенки Хогвартса.
В небольшом кабинете оказалось довольно много народа для его размера. Тут была мой декан в компании со знакомой мне уже главой ДМП Амелией Боунс, неизвестный мне волшебник в синей мантии и безликой маске невыразимца, длинноволосый платиновый блондин в классическом костюме–тройке, видимо, Люциус Малфой, и жмущийся к нему домовик. Завершал картину монументально сидящий во главе стола на троноподобной версии табуретки наш неубираемый никакими средствами, много имён, званий и должностей, Альбус Дамболдор.
— Гарри, мальчик мой. Ты можешь рассказать всё, что случилось после того, как обнаружилась последняя надпись на стене первого этажа? — мягко и журчаще спросил меня директор.
Я поморщился, ведь этот старый педофил не прекратит так меня называть. У него это уже наверное в подкорке завязло. Сейчас он сидел за своим столом, сцепив пальцы в замок перед лицом и сверкал линзами своих очков. Ни дать, ни взять Гендо Икари, замышляющий Третий Удар. Всегда подозревал, что всяким бородачам доверять нельзя!
— Мистер Дамблдор, сэр. Я у…
— Профессор. — мягко прервали меня.
— Что, простите? — не понял я.
— Профессор, я профессор Дамблдор, — укоризненно и всё так же мягко, как умственно отсталому, начал объяснять мне директор.
Так, значит! Как же ты меня выбешиваешь! Ведь не планировал обострять ситуацию. Ну, держи в ответ! Я максимально возможно постарался скопировать его тон и как больному маразмом, начал объяснять:
— Мистер, я мистер Поттер. Не «Гарри, мальчик мой». В приличном обществе за такое обращение бьют, и даже очень больно — ногами… профессор Дамблдор… сэр. — и посмотрел на него с жалостью и даже покачал так, укоризненно, головой. В общем, врубил все доступные мне актёрские способности.
Малфой саркастически кривил губы, МакГонагалл укоризненно смотрела на меня, а мадам Боунс откровенно веселилась, невыразимец едва уловимо напрягся, а Дамблдор разозлился, хоть и не показывал этого, но почему–то я почувствовал.
Вообще–то нужно поаккуратней быть. Дедуган мне может нехило жизнь попортить, даже сверх того, что у меня сейчас происходит. И даже всё сделает по закону, так что не подкопаешься. Влиятельных союзников у меня нет, а в одиночку войны не выигрывают. Есть лишь статус Мальчика–Который–Выжил, как выяснилось, смывающийся в клоаку на раз. Достаточно смешать моё имя с дерьмом, и меня уже ничто не спасёт. Ни сила, ни знания, ни мастерство — затопчут и затравят толпой. Самое поганое, что я несовершеннолетний по всем законам, что маггловским, что магическим. Самостоятельно решать сам за себя, юридически, я не имею права, несмотря на то, каким бы взрослым и опытным я себя не ощущал. Об эмансипации в двенадцать, ну пусть почти в тринадцать лет, не стоит и заикаться, пошлют лесом и будут правы. Да ещё и контракт на обучение… магический, мать его, контракт. Херово ощущать себя практически бесправным существом. Как же меня всё таки бесит этот ископаемый пердун! Чуял ведь, старая гнида, что я сорвался из–под его контроля.
— Ты ведь простишь мне эти стариковские причу… — начал он опять старую песню.
— Давайте без этого, профессор Дамблдор, сэр. — раздражённо–вежливо прервал его я. — Ведь я здесь не для того, чтобы выяснять, кто, кого и как называет, сэр.
— Хорошо… Мистер Поттер, — ничуть не изменившимся тоном продолжил он. — Так, что вы можете нам рассказать?
И я рассказал. Повторил практически слово в слово, то что рассказывал Гермионе и Невиллу, дополнив известной мне предысторией.
Пока все орали друг на друга, выясняли отношения и решали, кто виноват, я решил проделать тот же фокус с освобождением Добби, что и в книгах. Подобрал заранее один из неимоверно вонючих носков Уизли, в обилии валяющихся возле его кровати и сейчас, выпросил у мгновенно напрягшегося и молчаливого невыразимца, дневник, так и лежащий на директорском столе. Аргументировав свой поступок возвращением вещи истинному владельцу.