Посетители наконец завершили свои дела. Один из них начал было брать интервью у Штуффа, но тот грубо оборвал его: — Оставь меня в покое. Сейчас блевать буду, — после чего интервьюер ретировался.
Не успела захлопнуться за ними дверь, как Штуфф в одно мгновение захватил ногу противника и рванул на себя. Неизвестный, дважды стукнувшись головой о стену, рухнул со стульчака на пол. И вот он лежит в углу, побледневший, с кровоточащей ссадиной, стиснув в кулаке ком бумаги, а Штуфф силится разжать ему пальцы.
— Не разожмете. Эта рука крепко держала оружие, Штуфф…
— Я так и думал, что вы меня знаете… — Штуфф отпустил незнакомца, выпрямился.
Калюббе, с белым от страха лицом, молча глядел через его плечо.
Поднявшись, неизвестный поклонился: — Разрешите представиться: Хеннинг, Георг Хеннинг. И простите за эту небольшую шутку. Мне иногда охота поребячиться.
— Что ж, бывает, — сказал Штуфф и, обернувшись к Калюббе, добавил: — Не бойся. Этот не проболтается.
— Вот стенограмма. Отправляем ее в преисподнюю. Теперь спускаем воду. Так. Безвозвратно!
— Ну и что вы хотите? — спрашивает Штуфф. — Не может быть, чтобы вы без всякого…
— Разумеется, нет. Но не то, что вы думаете. Кое-что другое. Дело в том, что существует фотоснимок горящей соломы и удирающих волов.
— Невероятно!
— Возможно, даже два снимка!
— И я об этом ничего не знаю?! — возмущается Штуфф.
— Погоди-ка! — вмешивается в разговор Калюббе. — Он прав. И как я забыл об этом! Там же был парень из газеты, хотел заснять аукцион. Потом я опять встретил его, он стоял за деревом, на шоссе в Хазельхорст, где поджигали солому. И еще раз видел его, когда мы прорывались через костер. Какой-то крестьянин, с черной бородой, вышиб у него аппарат.
— Этот парень, — вставил Георг Хеннинг, — этот молодой человек — сотрудник вашей газеты, господин Штуфф, и фамилия его Тредуп.
Штуфф оторопело перевел взгляд с Хеннинга на Калюббе. Тот утвердительно кивнул. Штуфф опустил голову, сунул руку в карман и побренчал связкой ключей. Потом огляделся и начал играть цепочкой от часов.
Все трое помолчали.
— Вот что, господа, — прервал молчание Штуфф. — Не знаю, чем вы занимаетесь, господин Хеннинг, да и не желаю знать… Во всяком случае, мне тоже кое-что известно. Значит, это было в тот день, когда конфисковали волов. Вечером ко мне является Тредуп, очень взволнованный, и говорит, что хочет написать репортаж. На полколонки. В итоге получилось на две. Дело еще в том, что Тредуп у нас не получает твердого жалованья, ему платят проценты с объявлений и — по пять пфеннигов за строчку, если чего сам сочинит.
Я ему говорю: «Тредуп, написали вы хорошо, но статья не пойдет. Знаю, что вам живется не сладко, что у вас жена, дети, но статью эту у вас не приму. Я лучше собственноручно брошу ее в печку. То, что случилось, касается крестьян, касается окружного правления, а городу Альтхольму и читателям альтхольмской „Хроники“ на это дело совершенно наплевать».
— Ну, а Тредуп? Вскипел?
— Нет, нисколько. Он сказал лишь, что всякий раз, стоит ему написать что-нибудь дельное, я этого не принимаю. И ушел. С того дня со мной не разговаривает, ни строчки не пишет и не помогает мне в работе.
— А он говорил, что сфотографировал волов? — спросил Хеннинг.
— В том-то и дело, что нет. Ни слова.
— Значит, что-то задумал.
— Или снимки не получились…
— Почему же он умолчал об этом? В тот вечер он вряд ли успел проявить пленку.
— Завтра выездной суд, — сказал Хеннинг. — До того, как он начнется, нам надо знать, есть фотоснимки или нет. Поезд отходит в полдесятого. Вы, Калюббе, как авангард, явитесь до отхода и получите все необходимое для ваших свидетельских показаний. Вы, Штуфф, сейчас тоже отправляйтесь, встретимся с вами на углу Штольперштрассе и Буршта. Тредуп живет на Штольперштрассе, 72. Подойдем туда в полпервого. Разбудим. Спросонья легче будет заморочить ему голову.
— Да вы настоящий полководец!.. Фронтовик, полагаю?
— Захватил лишь последние полгода. Был слишком молод. Но потом наверстал: Прибалтика, Рур, Верхняя Силезия, всюду, где было жарко.
— Это сразу видать. Ну, до скорого.
Туалет наконец опустел.
Ночью, после двенадцати, фонари на Штольперштрассе еле горят. Двое, встретившись в условленном месте, молча двинулись дальше.
Через некоторое время Штуфф спросил: — А куда делся вол Тиля?
— Поймали и зарезали.
— Понятно. Прятать в хлеву рискованно.
— Еще бы. Предатели всегда найдутся.