— Мне нужно знать, как освободить титанов.
Его голос был ровный, спокойный, но каждое слово несло в себе вес всей разрушенной империи, всей истории забытых богов и гигантских существ, давно покоившихся в океанских глубинах. Он не просил, а требовал. Его взгляд, холодный и непроницаемый, был устремлён не на Посейдона, а в бездонную даль, словно он видел за руинами Атлантиды саму судьбу мира. В этом взгляде не было гнева, не было жалости, а только глубокое понимание неизбежности и холодный расчёт.
Тишина после его слов казалась ещё более тяжёлой, ещё более напряжённой, напоминая о громадной ответственности, лежащей на плечах Крида, и о бесконечной мощи, которую он был готов призвать. Он ждал ответа, готов был принять любое решение, каким бы тяжёлым оно ни было. За его спокойствием скрывалась буря.
Посейдон стоял неподвижно; его фигура, согнутая под бременем бессилия и отчаяния, казалась ещё более хрупкой на фоне разрушенной Атлантиды. Его молчание было тяжелее любых слов, наполнено не только нежеланием раскрывать «семейные тайны», но и глубоким страхом, беспомощностью перед лицом неизбежного. Возможно, он и вправду не знал. А может быть, знал, но не мог признать. Его молчание было приговором. Приговором, который Крид интерпретировал как свой собственный ответ.
В миг, быстрый и смертоносный, как удар молнии, Крид сблизился с Посейдоном. Движение было естественным, незаметным, почти невидимым, но за ним скрывалась гигантская мощь. И вот уже в руке Крида покоится сердце морского бога, ещё бьющееся, пульсирующее жизнью, но лишённое божественного сияния. На миг удар сердца споткнулся, словно замер в ожидании неизбежного. Лицо Посейдона исказила не боль, а пустота.
Подняв сердце над головой, Крид превратил его в фокус невиданной мощи. Руны, опутывавшие Атлантиду, вспыхнули ярче; их мерцание пронизывало ночь, словно самые глубины пропасти вырвались на свободу. В этот миг души всех атлантов, попавших в ловушку, потекли в сердце Посейдона, питая его, наполняя его бесконечной энергией. Этот энергетический поток был ужасен, ужасающе красив, словно самое сердце разрушенного мира.
И из этого мрачного, ужасающего процесса, из погибшей цивилизации и сломленного божества, родился философский камень. Мерцающий, идеальное сердце любому, сияющее светом мёртвых звёзд. Цена, которая была заплачена за его создание, воистину была невообразимо высока. Цена, которую никто и никогда не сможет оплатить. Крид держал его в руке, и в его взгляде не было триумфа, была только глубокая, печальная мудрость и понимание бездны, разделяющей богов и людей.
Виктор… Имя, когда-то носившее в себе тепло человеческих чувств, теперь звучало пусто, словно эхо в бездонной пропасти. Он стоял на грани, на тонкой линии, разделяющей мир живых и мир мёртвых, мир богов и мир людей. Он пересёк её давно, потеряв былую человечность, но так и не обретя божественного начала. В нём не было ни тепла жизни, ни холодного сияния божественной мощи, была только пустота, заполненная бесконечной волей и целью. Он был за границей, в межмирье, в том пространстве, где законы мира перестают действовать.
Его путь был своим, уникальным, не прописанным в каких-либо божественных или человеческих канонах. Это был путь выбора, путь бесконечных жертв, путь, на котором каждое решение приходилось принимать самостоятельно, без подсказок и помощи свыше. Это было пустынное путешествие в бескрайние степи бытия, и единственным путеводителем была его собственная воля. Размышляя о своём пути, Виктор не прибегал к божественным законам, не искал поддержки у высших сил, он был сам себе богом и сам себе судьёй. Он понимал временность всего сущего, он видал сотни миров и гибель тысяч цивилизаций. Видел богов, падавших с высоты Олимпа, видел закаты целых эпох. И все эти картины были написаны на холсте его собственной души, создавая уникальную картину мироздания.
Крид стоял на руинах Атлантиды; философский камень, сияющий холодным светом, покоился в его руке. Вокруг простирались бескрайние разрушения: обломки зданий, остатки статуй, застывшие в последнем мгновении былого величия. Воздух был тяжел от запаха солёной воды, озона и призрачного шепота мёртвых. Руны, до недавнего времени опутывавшие город смертельной сетью, потускнели, их мерцание погасло, оставив после себя лишь призрачный отблеск былой мощи. Тишина была глубока и давяща, напоминая о гибели целой цивилизации.
Крид задумчиво хмыкнул. Звук был негромким, почти неслышным, но он разрезал тишину, словно тонкий клинок. Его взгляд был устремлён на философский камень, словно он видел в нём не просто артефакт безмерной мощи, а отражение бездны, разделяющей богов и людей, жизнь и смерть, созидание и разрушение. Это был камень безмерной мощи, созданный ценой, которую никто не в силах оплатить. Камень, созданный из пепла погибшей цивилизации и сердца их бога.