Архангел сосредоточился, погрузившись в глубины своего бытия. Он нашёл ключ к сердцам истинно верующих правителей земли, к тем, кто носил в своей душе искру божественного света. Он не навязывал им свою волю, не посылал прямых приказов. Он посылал видения, тонкие и незаметные для непосвящённого глаза. Эти видения не были приказами, а напоминаниями, пробуждающими забытые инстинкты.
В видениях он показывал им Крида — не как бессмертное существо, а как угрозу их власти, как источник разрушения их мира. Не как существо, превосходящее людей по своим способностям, а как просто предателя, нарушителя законов мира, угрозу их господству. Он обращался к их амбициям, к их страхам, к их жажде власти, показывая им, как победа над Кридом укрепит их позиции, как его уничтожение принесёт им славу и величие.
Цари и императоры, правители всей земли, видевшие эти видения, начали тайно готовить союз против Крида. Они не знали источника своих загадочных озарений, не подозревали о руке Архангела, но в их сердцах проросло семя ненависти к бессмертному ублюдку. Михаил не управлял ими напрямую, он лишь пробуждал в них то, что уже существовало в их душах — жажду власти, страх перед неизвестностью и глубокую веру в неизбежность справедливого возмездия. И в этом медленном, тонком, но неумолимом движении силы он видел свой шанс на победу. Шанс, который позволит ему наконец поставить точку в этой вечной войне.
После ухода таинственного незнакомца в чертогах Михаила повисла напряжённая тишина. Безмолвие, подаренное странным гостем, не принесло Архангелу облегчения. Напротив, в его душе царила тревога, смешанная с неуловимым чувством потери контроля. Он пытался сосредоточиться на своих планах мести Виктору Криду, но мысли расходились, словно испуганные птицы, не находя покоя.
Его взгляд упал на мраморный трон. Белоснежный мрамор, всегда бывший символом его непорочной чистоты и божественной грации, оставался упорно угольно-чёрным. Даже яркий свет, излучаемый самим Архангелом, не мог пробить эту тьму, словно она пропитала камень насквозь, став его неотъемлемой частью. Это было напоминанием о визите незнакомца, знаком того, что в самом сердце божественной твердыни произошли изменения.
Ещё более тревожным было изменение света, излучаемого самим Михаилом. Его архангельская благодать, всегда бывшая источником чистого, ясного сияния, теперь обрела ядовито-зелёные нотки. Этот цвет, не напоминающий ни о жизни, ни о смерти, а скорее о неизбывной боли и отчаянии, словно пропитался тяжёлой тьмой, оставленной ушедшим незнакомцем. Свет стал не источником надежды, а символом скрытой угрозы, предвестником близкой катастрофы.
Михаил осознал, что не только не избавился от тьмы, но и впустил её в самое сердце своего существования. Незнакомец не просто посетил его чертоги, он оставил глубокий след в душе Архангела, в его силе и даже в его сути. Теперь Михаилу предстояло не только сразиться с Виктором Кридом, но и одолеть тьму, которая скрывалась внутри него самого.
Он почувствовал на себе тень проклятия, но вместе с тем и осознание неизбежности борьбы. Божественный свет, который всё ещё преобладал над зелёными искрами, давал ему силу, и Михаил осознал, что никогда не отступит. Он будет сражаться до последнего вздоха, независимо от того, сколько тьмы ему придётся поглотить.
Этот ядовитый зелёный свет, отражённый в чёрном мраморе трона, стал новым символом его непрекращающейся борьбы. Он сражался не только против Крида, но и против самого себя, против тьмы, таившейся в его душе.
Тяжёлая тишина лежала на чертогах Михаила — тишина, пропитанная мраком и тревогой. Ядовито-зелёный отблеск архангельской благодати, отражаясь в почерневшем мраморе трона, подчёркивал тяготу наступившей эры неопределённости. Архангел стоял неподвижно, словно статуя, высеченная из самого мрака; его фигура была настолько величественна и трагична, что сама атмосфера чертогов казалась пропитанной печалью.
Хмуро кивнув сам себе, не произнеся ни слова, Михаил направился к Мечу Истины. Каждый его шаг отдавал глубоким, резонирующим эхом, словно самое сердце небесных чертогов вибрировало в ритме его медленной и величественной походки. Это было не просто движение, а шествие судьбы, неизбежное и трагичное. Каждый шаг отпечатывался в памяти вечности, становился частью бесконечной саги о борьбе света и тьмы.
Воздух сгустился по мере того, как он приближался к мечу. Он остановился перед огромным мегалитом, исписанным древними рунами, в самом сердце которого застыл меч, извлечённый из сердца поверженного бога войны. Этот меч не был просто оружием, он был символом праведного гнева и непоколебимой веры, и Михаил чувствовал его мощь, его сокрушительную энергию, пронзающую его насквозь.