Достигнув Ватикана, он предстал перед Папой. Но наместник Божий, увидев изменённого Архангела, испугался. Вместо помощи он увидел угрозу. Не понимая природы напасти, он приказал Михаилу проваливать, изгнав его из стен Ватикана. Этот отказ, это бездействие перед лицом всепоглощающей тьмы, сломали последние остатки самоконтроля у Михаила.
Архангел молча поднял Меч Истины к небу. Изумрудный свет скверны сгустился в его руке, превратившись в могущественную волну ядовитой энергии. Он выпустил её, направив на Рим. Зелёная волна, похожая на живой огонь, пронеслась над городом, сжигая людей заживо. Крики и стоны были сметены всепоглощающим шартрезом. А души погибших были поглощены мечом, запечатаны в его ледяной стали, превращаясь в часть его мощи. Рим, покрытый грехом и лицемерием, стал жертвой праведного гнева. Теперь на месте великого города лежал лишь зелёный пепел, а над ним возвышался Михаил, изменившийся, одержимый, но, наконец, свободный и никому не подконтрольный.
Погружаясь в медитацию на какое-то время, Михаил почувствовал знакомую вонь магической ауры одного бессмертного ублюдка. Глаза Архангела тут же вспыхнули насыщенно-зелёным сиянием, а на устах появилась хищная улыбка охотника.
— Давно не виделись, Виктор! Кажется, будто целая вечность прошла. Удивительно, как быстро летит время! — произнёс он с улыбкой, которая была видна в его голосе, усиленном магией, что пронёсся по всему Риму ужасающим эхом.
Михаил, всё так же улыбаясь, удобнее перехватил Меч Истины, что спустя миг был угрожающе направлен на Крида.
Глава 7
Кроваво-красное солнце, подобное раненому богу, клонилось к горизонту, окрашивая руины Рима в багряные и фиолетовые тона умирающего дня. Небо пылало, словно грандиозный полог, сотканный из кармина, пурпура и глубокого индиго — величественная, трагическая палитра последнего акта. Архангел расправил крылья — гигантские паруса из огня и тени, пронизанные изумрудными всполохами света. Каждое перо переливалось всеми оттенками заката, словно миллионы драгоценных камней, рожденных из сердца умирающего света, а в глубине сияния скрывались мириады изумрудных искр, словно застывшие фрагменты небесного драгоценного камня. Его божественное сияние, пронизанное грустью, гневом и таинственным изумрудным отблеском, окутывало разрушенный город, превращая развалины в удивительно красивое зрелище в своей трагической величавости.
Крид стоял неподвижно, незыблемый, как монолит из чёрного обсидиана, не поддаваясь очарованию этой мрачной красоты. Лицо его, резкое и суровое, как линия расколотого камня, не выражало никаких эмоций, кроме глубочайшей, бездонной печали. Даже божественный свет архангела, с его необычными изумрудными вкраплениями, не мог пробить броню его равнодушия. Он был одиноким памятником в этом величественном храме разрушения, невозмутимый свидетель заката одной эры и рождения другой.
Ветер, пропитанный духом вечности, проносился между развалинами, шепча на языке забытых времён о величии и падении. Каждая колонна, каждый осколок храма — безмолвные свидетели былой славы, призраки прошедшей мощи. Рим, похожий на гигантскую гробницу погибших богов, стал холстом, на котором писалась новая история — история бесконечного круговорота рождения и смерти.
Архангел, осознавая непроницаемость Крида, протянул руку, из которой хлынул поток света, сплетённый из золота, лазури и глубокого изумрудного сияния, как королевская мантия, украшенная драгоценными камнями. Но и божественное сияние, даже с примесью завораживающего изумрудного света, оказалось бессильным перед незыблемым равнодушием Крида. Гнев исказил прекрасное лицо архангела.
— Ты должен поклониться, бессмертный слуга! — прорычал он, его слова рассекали воздух, словно лезвия. — Я предложил тебе искупление, избавление от этого бессмысленного существования! Ты мог бы стоять рядом со мной, в сиянии шартрезовой вечности! Но ты выбираешь… это гниение, эту тьму! Неужели ты не видишь величия милости, которую я предлагаю?! Или твоя душа настолько испорчена, что даже божественное сияние, с его изумрудной чистотой, не может её очистить?! Ты предатель, Крид! Предатель! И я сам исполню приговор за твоё презрение!
Гнев архангела, подобный бушующему огненному шторму, обрушился на Крида. Из его рук вырвался луч света — не мягкий, исцеляющий поток, а яростный, жгучий столб, окрашенный в адские цвета: кроваво-красный, серно-жёлтый, иссиня-чёрный. Луч ударил в Крида, но тот не дрогнул. Его суровое лицо, словно бездна, поглотило удар. Не дрогнув, не выдав ни малейшего признака эмоций, он оставался невозмутимым, как лёд.