- Ах, - сказала Альбина, крепко прижимая к груди пакет с пирожками. - Как быстро…
Надо отдать ей должное, она решительно взяла себя в руки, обойдясь без запланированных слез и причитаний. Молча отдала Зорру кулёк с едой, ласково, запоминающе посмотрела в глаза, говоря взглядом больше, чем можно сказать словами, неожиданно сняла с себя венок и увенчала им его буйную голову.
- Вот теперь ты настоящий король вар-рахалов, - прошептала она.
3
- И что, этих дорог, а с ними и миров, действительно бесчисленное множество? - спросил я, оглянувшись назад.
- Разумеется, а как же ещё? - невозмутимо ответил Зорр. - Или тебе пришло в голову пересчитать и пронумеровать соседние миры как и дороги, ведущие к ним? В данном случае математика бессильна. Тут только Ядвига Балтазаровна может разобраться. Вокруг всё меняется, и невозможно попасть в одно и то же место одной и той же дорогой. Кстати, пока лучше не смотреть назад: мы ушли ещё недостаточно далеко, а избушка слишком сильна - если слово «сильная», конечно, может хоть что-то тебе сказать применительно к лужайкам и домикам - и она неохотно отпускает от себя путешественников. Тем более таких симпатичных, как мы.
На последней фразе Горынович рассмеялся и подмигнул дофресту:
- Что, мудлый длакон, как зизнь? - спросил он, так удачно изобразив Петюню, что Враххильдорст вздрогнул, чуть не свалившись с моего плеча.
- Тьфу ты! Нашёл, над чем смеяться. Лучше под ноги смотри, тропинки-то давно уж не видать, - буркнул «длакон», возмущённо потыкав вниз пальцем.
Тропинка действительно пропала, впрочем, исчезла она давно, ещё два часа назад, когда мы, наконец, распрощавшись с провожающими, переобнимавшись и перецеловавшись со всеми по сто раз, двинулись куда-то вбок от избушки, активно углубляясь в густые заросли черёмухи. Кусты тоже уже давно закончились, сменившись березовой рощей, в свою очередь плавно перешедшей сначала в смешанный, а потом в сосновый лес. Для меня так и осталось загадкой, каким образом Зорр выбирал направление движения, но до сего момента мы двигались весьма бодро и целенаправленно, прямо «вперёд!».
- Ты прав, пора остановиться, - невпопад ответил Горынович, высматривая что-то за деревьями. - Сейчас пройдём первую границу, и можно будет так не спешить.
- Границу? - переспросил я, недоуменно оглядываясь на совершенно одинаковый лес вокруг нас. - А…
И тут впереди мелькнул просвет, постепенно разрастаясь в горизонтальную полосу обозначившегося горизонта. Немного активного марширования, и мы вышли на открытое пространство - прямо перед нами расстилалось огромное поле, которое иначе и не назовёшь, как «русское». И, что более примечательно, в десяти метрах от нас лежала внушительная серая глыба, этакий могучий и несокрушимый монолит, неаккуратно исписанный нитрокраской. «Направо пойдешь, - гласила надпись, - коня потеряешь…»
- Коня у нас нет, придётся отдать «длакона», - притворно сокрушаясь, констатировал Зорр. - Что поделать…
Дофрест молча надулся, демонстративно отвернувшись в другую сторону, мол, на глупости не обижаюсь.
- Таких как он - «коней» - десяток надо, - ответил я за него, ласково почесав ему пушистый бок. - К тому же, помнится, он ведь меня куда-то ведёт. Не забыл ещё, а, Враххильдорст?
- Веду, веду, - оживился тот.
- Так что придётся тебе, Змей Горынович, срочно превращаться, ну… в кого там полагается? По объему, небось, на целый табун потянешь! - я кровожадно оглядел намечающуюся жертву.
- На два, - ехидно поправил меня Зорр. - Мог бы и на три, так кормить перед уходом надо было лучше. Подумать только - я не стал есть жареного индюка перед дорогой, потому что эта неугомонная Ядвига Балтазаровна навязчиво твердила, что нужно срочно тащить тебя за тридевять земель, можно сказать, схвативши ноги в руки. Вот я и ломанулся…
- Ноги-руки не переломал? - поинтересовался я.
- Не надейся! - расправил он широченные плечи.
Вот так, в шутливой перебранке мы и подошли к вросшему в землю валуну. Остановились, восхищённо изучая письменное творчество, сплошь покрывавшее его неровные, испещренные какими-то бороздками бока. Пожеланий по поводу направлений движения, написанных краской поверх желобков, было множество, начиная от классических «налево пойдёшь - богатым будешь» и заканчивая нецензурно ядрёными, но весьма конкретными отправлениями к отдельно взятым личностям с их отдельно взятыми органами. Кто-то, по-видимому, так и не решивший, куда ему двигаться дальше, просто и незатейливо оставил свой скромный автограф, сообщающий, что он якобы «Ваня» и он «здесь был». Рядом белели старые, потемневшие от времени кости, может быть этого самого Вани, так и проведшего остаток своей жизни в мучительных сомнениях и раздумьях о дорогах в целом и о своём пути в частности.