Музыка обретала форму, песня рождала танец.
Это пела Алдз'сойкф Ялла'х.
Медленно, плавно… Сначала её руки и плечи ожили в раскрывающемся взмахе, поднявшись вверх в извечном жесте женщины, распускающей волосы. За ними потянулось и выгнулось гибкое тело, едва уловимо качнувшись из стороны в сторону, подчиняясь течению мелодии - незримому потоку, устремлённому к приблизившимся звёздам.
В небе полыхнула зарница. Движения танцующей, всё более сильные и завершённые, будоражили и зачаровывали одновременно, потревожив, кажется, даже ветер, до этого спавший в ночных травах. Изящный наклон головы, сплетение пальцев, сменявших одну замысловатую мудру за другой, руки, рисующие в воздухе, и ветер - непостижимый ветер, подвластный её взгляду, разбегавшийся вокруг волнами и свивавший спиралями травы. Сама земля под нашими ногами вздрагивала в такт звучавшей музыке.
Слева заворочался Враххильдорст, отрывисто вздохнул мальчик. Рядом с сыном, подавшись вперед, застыл Мавул'х. Возможно, я тоже не дышал всё это время, полностью поглощённый происходящим таинством.
Я огляделся и замер от неожиданности - глаза сидевших вокруг вулфов горели призрачным жёлтым огнём. Таким же, как и коготь на груди Алдз'сойкф Ялла'х.
Ритм мелодии ускорялся, постепенно достигая своего апогея. Теперь уже не только коготь, но и вся женская фигура светилась ярко и ослепительно бело. Ветер раздул колоколом длинное платье и разметал заплетённые волосы, как шлейфом укутав ими танцующий силуэт. Последний взмах рук навстречу лунному сиянию, нестерпимо высокая нота, оборвавшаяся вместе с неожиданной вспышкой света…
Вой, глубокий и всеобъемлющий - лунная песнь вулфа.
И белоснежная волчица, замершая посреди поляны.
7
- Нам повезло. Ты хоть понял, как нам повезло? - не унимался Зорр. - Танец лунного рахх-шата не видел ни один посторонний наблюдатель.
- Нам-то с чего такая честь? Да понял я, понял, не пихайся, - проворчал я. – Может всё дело в том, что у нас объявился могущественный покровитель, как там его, столбище Кибаорг'х. Это, наверное, по его своевременной протекции…
- Так оно и есть, - невозмутимо подтвердил подошедший Мавул'х, по-своему растолковавший последние слова нашего диалога. - Цстах Ютм Кибаорг'х возвестил нам о пришествии перемен в лице трёх путников, которые принесут с собой смерть и жизнь, помимо своей воли натянув нить судеб.
- И то, и другое вместе? - озадаченно переспросил я нового собеседника.
- Конечно. Смерть - лишь преддверие новой жизни, а рождение обязательно влечёт за собой смерть. Каждое живое существо происходит от великой Ишк'йятты и будет призвано ею обратно. Суть же в том, что и начало, и конец всего живущего есть одно и то же, а разница существует только на протяжении жизненного пути, и нет смысла отгораживаться от того, что невозможно изменить - пусть произойдёт то, что предначертано!
- Мавул'х, ты как будто прощаешься с нами. Прямо как на похоронах, - поёжился я, слушая его серьёзное объяснение. - Погоди умирать-то, рано ещё. Может, и не оборвётся эта «нить судеб». Посмотри, какая вокруг красотища!
Кругом действительно было неправдоподобно красиво. После того, как окончился ритуал так называемого «лунного рахх-шата» - священной переходной трансформации, - ночное небо будто взбесилось, полыхая от края до края настоящим северным сиянием, сиренево-голубым и фиолетовым, вспыхивающим то тут, то там росчерками падающих звезд. Столько желаний-то можно было загадать, сколько даже придумать трудно. У меня же в голове крутилось лишь одно…
Дети вытащили из дома неуклюжий, но явно музыкальный инструмент, напоминавший очень длинную трубу, раскрывавшуюся широким раструбом. Приладили одним концом на чье-то ближайшее плечо и стали дудеть по очереди до тех пор, пока на них не зашикали. Подошёл настоящий хозяин, пожилой седой вулф, ловко прижался губами к мундштуку и издал пробный низкий звук. Вздохнул от удовольствия и заиграл в полную силу что-то весёлое, джазовое, наполнившее ночь праздником и суматохой, словно и не было только что комка в горле и подступающих слёз.
Молодежь баловалась. Подвывая, мальчишки крутили в воздухе сальто, оборачиваясь волчатами и снова отращивая себе руки и ноги. Лишь малышка Мэа'х жалась к матери, не сводя с неё ясных доверчивых глаз.