- Дин! Ну, ты же ведь обещала-а-а! А-а-а-а…
Всё. Придётся выходить, так и не узнав, что же станется с той розовой глатэрией. Скорее гастрономический финал. Увы... Ззззз-заслужжжженный, вполне ззззаслуженный, - запикали, захихикали вокруг комары. Цыц, мелкотня!.. Ну, что ты так обмякла? А? И ножки бахромой обвисли? Ладно уж. Спасу. Не достанься ты никому! Возьму тебя домой. Родись-ка лучше бабочкой. Бабочкой-бабулечкой, ля-ля-ля! Извини, симпатяга жучч. И не трещи! Рога-то теперь у тебя нет. Забыл?.. Ты, конечно, настоящий боец, как говорят мальчишки - крутой парень, но в жизни всегда так бывает – до последнего момента не знаешь, кому же всё-таки достанется победа? В смысле, награда. Кстати, о ней самой. Иди-ка сюда, эй, несчастная жертва!
Невнятно бормоча и явно соглашаясь с комарами, трава расступилась, распрямляясь и выталкивая меня наружу - к солнцу, к ветру, к ритмичному голошению птиц, смешанному с желто-зелёным запахом текущего в листьях сока, к нагромождению облаков, неровным краем зацепившихся за верхушки далёких берёз.
Васька стоял на поляне и ревел, уже не стесняясь, шумно всхлипывая и озираясь вокруг. Его рыжая голова торчала над частоколом стеблей, как одинокий неожиданный подсолнух, обречённо поворачивавшийся в поисках утерянного солнца.
- Ты опять? Опять??? Мы же в прятки играем… Понима-а-аешь - прячемся! А не пропадаем… Ух-ты! – он сразу перестал плакать. - А что это у тебя? Какая огромная гусеница!!! Дай??? Ну, пожа-а-алуйста… Почему опять «нет»?! Как чё-ооо, так я снова мелкий.
Что на это ответишь? Я подтверждающе закивала, попадая в такт начавшемуся неподалёку отсчёту кукушкиного приговора. Пять, шесть… Кукушка умолкла, Васька насупился, выдал носом возмущённую руладу, развернулся и, не оборачиваясь, пошагал с поляны. Ничего! К вечеру отойдёт, обижаться он не умел, как все дети не в силах удержать в себе столь глубокое чувство. А мне и подавно без надобности. Глупо разменивать синее небо на чёрный яд гнева, затмевающий разум и гулко стучащий в висках, игольчато-ржавой растительностью протыкающий уши. Сердиться? Ха!.. Снова подала голос кукушка. Спокойствие птицы передалось и мне. Я вздохнула, откинулась назад в бесстыдно глазеющие в спину ромашки. Васька - единственный мой друг, пусть совсем ребёнок, ему тем летом исполнилось всего-то шесть, но зато настоящий, всамделишний. Хоть и человек.
2
Я, конечно, тоже не с рогами и крыльями - всё у меня на месте, хоть с какой стороны разглядывай, так же, как и у людей: две руки, две ноги и голова только одна. Если я падала, то на ладонях и коленях появлялись синяки, весной на носу проступали веснушки, от ледяной воды и мороза кончики пальцев деревенели и болезненно ныли. К вечеру я уставала, а в воскресенье долго нежилась в кровати. Я любила абрикосы и имбирное мороженое… Да, внешне я была такой же, как все - все остальные люди, жившие рядом со мной в большом и суетном городе. Наш дом, обычная пошарканная пятиэтажка, стоял на самой его окраине. Народ там обитал добродушный, степенный, но бабушка всё равно говорила, что мы здесь чужие, непререкаемо, безнадёжно чужие, никто не поможет, не защитит, а только оттолкнёт жестом, взглядом, молчанием - вокруг отчуждение, со вздохом изрекала она. Я не возражала, но и не соглашалась: люди есть люди, в них не было ничего загадочного. Они лишь подражают природе, - думала я, - не будем о них. Город, их хозяин и кумир, именно он был мне непонятен, притягивал и завораживал… Он нас так и не принял, хоть я очень пыталась с ним подружиться. Да-да, более людей меня тогда волновал именно Город.
В прохладные часы, за миг до рассвета, я выходила босиком на его незыблемые мостовые. Тихо. Короткие полоски газонов спасительно, поспешно пропитывались росой. Парковые пурпурные пионы старательно прихорашивались, вытягивая и без того прямые стебли. Разговаривать они не могли, а может и не хотели, отягощённые своей непосильной значимостью. Я смотрела на пустые улицы, уже покинутые теми, кто жил огнями фонарей и ночных кафе, и еще не заселённые теми, кто нуждался в солнечном свете. В этой бесконечной ничейной паузе, в сладком промежутке одиночества, я шла сквозь лабиринт домов, которые казались выше, а их стены, посеребрённые утренним туманом - мягче, сглаженней. Спрятав на время колючую остроту углов и непримиримость линейной перспективы, они расступались передо мной тропинкой в сказочном лесу, и в такие мгновения мнилось, что мы понимаем друг друга, и я здесь не лишняя… Но нет. Вставало солнце, будто нажималась невидимая красная кнопка, и мир вокруг включался, озвучивался, заполняясь ярким светом, действующими персонажами и соответствующими им запахами. Раз - и желанная тишина отодвигалась, комкалась, замещалась бормотанием, обрывками фраз, гудками, лаем собак и чужими мыслями. Ветер гонял обрывки вчерашних газет, разметая их, как и мои бесплотные старания. Что ж…