Выбрать главу

     - Я думаю, с тобой, Василий, позволь мне перейти на «ты», случилось нечто особенное, уникальное, - профессор сделал неопределённое движение рукой, это могло обозначать что угодно. - Это удается очень немногим людям. Ты сумел отождествиться с сущностью предмета, поняв и прочувствовав его изнутри, выражаясь понятнее - дойти до самой сердцевины. А он, в свою очередь, пророс в тебе, принимая твои радости, заботы и печали как свои собственные, насколько это вообще возможно. На какой-то краткий миг вы стали друг другом! Vivat***!!! – он хлопком соединил свои длинные ладони, породив эхо, побежавшее вдоль бесконечных полок. Дофрест заворочался во сне. - В результате, нападение на тебя стол воспринял как непосредственную угрозу себе. С твоей смертью часть его тоже перестала бы существовать. Поэтому сейчас ты ощущаешь некоторую пустоту в душе, и так будет всегда, - он вздохнул. – Стол - лишь первая твоя потеря в длинном списке утрат, составляемом всеми нами в течение жизни. Но в твоём случае именно эта смерть оказала тебе неоценимую услугу. Существует некая закономерность, обнаруженная очень и очень давно. Если какая-нибудь сущность жертвует добровольно - заметь, по собственному желанию! - свою долгую жизнь в обмен на жизнь человека, ценность которого обычно ставится под сомнение - я имею в виду точку зрения растений, животных и всех остальных существ - то этот самый мир этих самых растений, животных и других разнообразных существ изменяет к нему своё отношение, начиная общаться с ним, помогая советом, выручая в сложных ситуациях. Отдавая дань памяти погибшему, человека как бы допускают в огромный разнообразный мир, о котором до сего момента он даже не имел понятия.

 

* - по опыту и наблюдениям

** - всё что угодно, только не это

*** - Ура! Да здравствует!

 

     - Точно. Тараканы прибежали, как дрессированные. И картошка внизу поймала меня, будто баскетболист удачно брошенный мяч, когда я падал из окна. Тоже жизнь спасла. Второй раз за день. Надо же.

     От волнения я начал говорить коротко. События последних дней промелькнули в  голове, складываясь, как в калейдоскопе, в сложный, но четкий рисунок. 

     - А что, имела место быть ещё и картошка? - Троян Модестович в задумчивости остановился около окна. - Что ж, события развиваются более чем стремительно. Может, это и к лучшему. Тогда и нам надо поторопиться. Carpe diem*! – он прищёлкнул пальцами. - Забирай дофреста, ему всё равно пора просыпаться. Мы отправляемся в весьма примечательное место. Думаю, что там найдутся ответы и на твои вопросы, по крайней мере, на те, которые ты в состоянии сформулировать на данный момент.

      Мы шли между книжными стеллажами. Я нёс Врахха, прижимая его к своему плечу. Что ни говори, но это уже стало входить в привычку. А ведь в начале он собирался вести меня куда-то сам. Лично. К неведомому своему нанимателю. Теперь же мы только и делали, что куда-то бежали и явно не в нужном направлении, а по пятам, скрежеща и жарко дыша в затылок, следовала госпожа Неизбежность, тяжелым катком давя всех окружающих, встречных и поперечных.

     Пройдя завершающий отдел исторической литературы, мы упёрлись в глухую стену, на которой висел портрет Карла Маркса - в полный рост, с развевающейся шевелюрой и пламенным взором (когда начались перестроечные времена, картину перенесли в библиотеку подальше за стеллажи, где она и пылилась в тишине и забвении). Перед ней мы и остановились: я - в нерешительности, а Троян Модестович - задумчиво примериваясь.

     - Пожалуй, подойдёт. Хотя никогда не знаешь, как это сработает на сей раз, - сказал он, склонив голову набок и прищуриваясь. – Bona venia vestra**… Начнём-с!

     Стремительно шагнув вперед, профессор вытянул руку и пальцем начертил замысловатый знак прямо на лбу у идеолога пролетариата. Нарисованный символ тут же засветился, став видимым и объёмным, делая лицо Карла Маркса немного фривольно игривым и живым. Одно мгновение мне казалось, что он посмотрел на меня и многозначительно приподнял левую кустистую бровь. Я до того удивился, что пропустил момент, когда изображение испарилось, расползлось, как мокрая бумага, оставив после себя пустой прямоугольный провал – дверь в мерцающую темноту. Удовлетворенно хмыкнув, Троян Модестович решительно ухватил меня за локоть и увлёк за собой – прямо в только что созданную им чёрную дыру.