- Вы рассказываете, а у меня весьма нехорошее предчувствие, - поморщился я, - про конец света и ад на земле. Ну почему, почему такое чувство, что следующая очередь – наша?
- Ваша-то ваша, но ведь существуют весьма точные путеводители на сии небеса, делающие этот путь даже безопасным, - не согласился со мной профессор. – Со времён Будды и Христа исписаны тонны страниц, только люди почему-то не спешат ими воспользоваться. Может быть, придёт кто-нибудь и объяснит им. Не надо отчаиваться раньше времени, молодой человек, ещё не вечер. Calamitas virtutis occasio. Certa viriliter, sustine patienter. Certum est omnia licere pro patria*. И даже если обратиться к народным сказаниям, как к древней и наиболее понятной информации, то на злодеев-разбойников обязательно отыскивались добрые молодцы. Земля-матушка ещё не перестала рожать своих удальцов, и не в первый раз на неё катится вражеская лавина…
* - Бедствие – пробный камень доблести. Сражайся мужественно, выдерживай терпеливо. Всем следует пожертвовать для родины.
- Сейчас ещё скажете, что мне надо срочно записываться в ряды спасательного отряда. Вокруг меня несомненно что-то происходит, но на роль народного героя? Нет уж, увольте, - я уже устал от столь глобального разговора и решил свести его к шутке.
- А что, Вася, внешние данные у тебя хоть куда. И эти замечательные рыжие кудри сказочно – раз зашла речь о сказках, - хороши. Все девчонки будут наши, - подключился оживившийся Враххильдорст, видимо тоже решивший сменить трагическую тему. Он легкомысленно хихикал, свесив ножки и болтая ими в воздухе.
- Да уж, конечно. Вот только меч-кладенец поищу, - улыбнулся я, - и вперёд - искать Кощея или Соловья-разбойника, которые сидят и ждут меня на перекрёстке с хлебом-солью и распростёртыми объятиями, делать им нечего, - я повернулся и, изобразив на лице максимально героическое выражение, засунул руку поглубже, роясь в куче свитков и бумаг. Что-то гладкое, приятно тёплое толкнулось в ладонь, змеёй опутывая пальцы. Я резко вытащил руку, извлекая из разъезжающейся кучи необычный предмет - плоский медальон с массивной цепочкой. Он был сделан из непонятного материала и украшен резьбой в виде переплетающихся листьев и цветов, а посредине блестел круглый синий камень. С обратной стороны было что-то написано и подкреплено объемным изображением короны, увитой побегами.
За моей спиной не раздавалось ни единого не то, что звука, даже вздоха. Я повернулся. Выражение лиц Трояна Модестовича и Враххильдорста не отличалось широким разнообразием - выжидающее, слегка напряжённое и очень нетерпеливо заинтересованное. Желание шутить исчезло в одно мгновение.
- Вы оба такие отчаянно торжественные, - вопросительно глядя на них, осторожно произнёс я, - что мне хочется встать на вытяжку. Что происходит-то? Как будто я нашёл, по крайней мере, корону царя Соломона или отгадал тайну Бермудского треугольника, разом вернув оттуда всех пропавших… Троян Модестович, хоть вы-то что-нибудь скажите. Это что, всё-таки, такое? - тут я сделал непроизвольный жест, протягивая медальон своим замершим собеседникам. Они колыхнулись в сторону, подальше от диковинной вещицы. Потом Троян Модестович кашлянул и заговорил со мной как со смертельно больным человеком, которому каким-то образом надо сообщить час смерти. Очень и очень близкий.
2
- Ты сядь, Вася, сядь. Вот сюда, в кресло! - участливо приговаривал профессор. - Хватит на сегодня поисков. Откопал ты уже в куче свою жемчужину, более копать нечего. Можешь находку на шею надеть, с этого момента она теперь от тебя никуда не денется. Ad finem saeculorum*.