Выбрать главу

 

* - если конец хороший, то всё похвально (всё хорошо, что хорошо кончается)

** - всё меняется, ничто не исчезает

 

     - А книги куда подевались? Враххильдорст говорил, вы что-то раскопали интересное? - я обвёл взглядом пустую, стерильно чистую мебель, как будто недавно привезённую из дорогого магазина и только что распакованную.

     - Так вот же оно, на экране! - серьёзно, чуточку рассерженно сказал Троян Модестович, показывая прямо в центр мелькающего изображения. Лишь заглянув в его глаза, я увидел, что в них притаилась улыбка, совершенно необидная и даже по-отечески доброжелательная.

     Я устроился поудобнее, сосредоточившись на пробегающих мимо буквах, цифрах и символах. Так прошло минут пять. Профессор небрежно стучал по клавишам, откинувшись в кресле, правда, ноги со стола он убрал.

     - Вот снова про магаров, - говорил он. - Смотри, Василий, как выглядело небо три с половиной тысячи лет назад. А это алое пятно на небосклоне справа и есть Мардук. Картина, кстати, весьма точно отражает грозную реальность, посетившую Землю в далёком прошлом.  

     Я заворожено смотрел на развернувшееся передо мной феерическое зрелище. Небо пылало, чем-то напоминая северное сияние, вдруг решившее сменить гамму на багрово-алые и золотисто-черные тона, вертикальными всполохами расчертившее воздушное пространство до далёкого горизонта. И над всем этим великолепием царила жаркая красная планета.

     - И вы хотите сказать, что через некоторое время это повторится? 

     - Молодой человек, я, может, и не хочу, - саркастически улыбнулся Троян Модестович, - но вероятность сего прискорбного события очень велика. Скорее, будет даже несколько хуже. Omnia orta cadunt*. Вот хотя бы Библию взять - весьма живо описано. Если принять во внимание возможное расслоение нашей Земли, то события обещают быть очень накалёнными. Во всех отношениях и для всех без исключения. 

     - Ну, хорошо. Pereat mundus, fiat justitia**, - от волнения я вдруг вспомнил давно забытую фразу. Профессор с интересом поднял на меня глаза. Я продолжал: - Допустим, прибыли магары, планеты стоят в ряд, Земля находится на грани рас-сло-е-ния - и что?! Вверх уносится прекрасная новорожденная планета, а род человеческий, стеная и корчась, гибнет в ненасытной пасти пришельцев?   

     - И да, и нет! Для кого-то - «да», для кого-то - «нет». У меня сложилось ощущение, что часть людей, например, естественно и непринуждённо, может быть даже ничего не заметив, вознесётся вместе со светлой планетой, только однажды невзначай обратив внимание, что мир вокруг отчего-то стал лучше, чище, светлее, а соседи, некогда отравлявшие жизнь окружающим, куда-то дружно уехали.

     - Представляю себя на их месте, - хмыкнул я. – Или, вернее, не представляю! 

     - Вряд ли подобное случится с тобой. Ты относишься к той редкой породе людей, которые не согласны плыть по течению и хотят, по возможности, сами докопаться до сути происходящего. Для них - super omnia veritas***. А потом - добровольно принять решение, сделать, так сказать, попытку выбора. Грудью на амбразуру - как приятно! Головой об стену - вопрос ещё, что крепче?! Полюбить - так королеву, проиграть - так миллион! А ты ещё, к тому же, не чужд сострадания - весьма гремучая смесь. Не сможешь ведь смотреть, как погибают дети…

 

* - всё, что возникло, гибнет

** - пусть погибнет мир, но да свершится правосудие

*** - превыше всего истина

 

     Я хмуро посмотрел на Трояна Модестовича:

     - Превыше всего истина – согласен! Но причём же здесь дети?

     - А ты думаешь, когда начнётся светопреставление, их вежливо отведут за ручки в сторону? Хорошо. Действительно, причём тут дети? - он устало прикрыл глаза. - Люди в пожилом и зрелом возрасте бывают столь же наивны и несведущи. Прожив долгую, спокойную, порой,  жизнь, радуясь маленьким приобретениям и сетуя на невзгоды, они так и не задают себе вопросы «почему?» и «что дальше?». И вот тут-то и возникает проблема: а что с ними-то? Ведь они внешне очень симпатичные граждане. Где то мерило, тот незримый пропуск, по которому человек получает право на поездку в иную, сказочно прекрасную реальность… или не получает? А, Василий? 

     - Не знаю… Вопрос, достойный Достоевского! Ни много, ни мало - мерило истины? Скажу лишь то, что я ощущаю внутри себя самостоятельную силу, поселившуюся вот здесь, - я прикоснулся ладонью к середине груди, чуть правее сердца и чуть выше висящей печати. - Когда я делаю что-то не так, то почти сразу же ощущаю боль, иногда сильную, иногда еле заметную, некое беспокойство, тянуще-ноющее чувство неправильности случившегося и в какой-то момент вдруг понимаю, как надо поступить правильно. Как будто существует незримый кодекс, проявляющийся столь своеобразным способом - то самое мерило, по которому следует жить.