Грант по-прежнему молчал и не шевелился, словно ушел в транс.
— Ты поехал к Николь, намереваясь совершить то, что совершил? — хрипло спросила его Адель.
Он покачал головой:
— Нет, конечно же, нет.
— Ты сделал это потому, что он был внуком Мэтью?
Он перевел на нее взгляд и снова покачал головой.
— Тогда почему? — спросила она. — Он был невинным ребенком. Он ведь не мог даже защищаться…
— Я этого не делал! — выпалил Грант. — Все произошло совсем не так… — Он провел по лицу дрожащей рукой.
— Ты должен сказать нам, что случилось, — настаивала она.
Он кивнул и несколько раз попытался откашляться.
— Когда я… Когда я приехал туда, — начал он, — то постучал в дверь, но никто не ответил. Я постучал снова, и на второй раз дверь приоткрылась. Я вошел внутрь, и… Я сразу услышал его дыхание… Я сначала не понял, что это, но когда я увидел его в гостиной… Он задыхался… Хватал воздух… Я хотел взять его на руки, хотел помочь ему, но затем вспомнил, какая жизнь ему суждена, и я… Я подумал, как он будет страдать, и как тяжело будет Николь, если она привяжется к ребенку, который… который не будет в состоянии даже отправлять естественные надобности, и все ради чего? Вся ее драгоценная молодость будет потрачена впустую на попытки улучшить его жизнь — бесплодные попытки. Я не хотел, чтобы она так страдала, и потому… — Его голос сошел на шепот. — Я поднял одеяло и… Не знаю, как долго я держал его, но я уверен: прошло лишь несколько секунд, прежде чем я понял, что делаю, и я… Я не смог. Я думал, что смогу, но… — Он перевел взгляд на Никки. — Когда я уехал, то был уверен, что он еще дышит… Я слышал его дыхание…
— Почему ты не позвал меня? — закричала Никки.
Он покачал головой:
— Я не знал, где ты. Я думал, что ты вышла и оставила его одного, или… Я не знаю, что думал. Я был так потрясен тем, что пытался сделать, что не знал… Это было… О боже, прости меня, прости! — Он задыхался и едва мог держать себя в руках. — Я не хотел причинить ему боль… Я жалею, что вообще поехал туда…
Никки потрясенно посмотрела на Спенса, чье лицо было белее мела. Она почти физически чувствовала, как внутри у него сжалась пружина жажды насилия, и поняла его.
— Все эти годы, — продолжал ее отец, — я считал тебя своим ребенком, Николь. Ты значишь для меня больше, чем кто бы то ни было, но однажды стали проявляться признаки того, что ты — дочь Мэтью. Ты хотела писать… Возможно, я и сумел бы заставить себя поддержать тебя в этом, но твоя мать не могла. Она все еще носит шрамы с того времени, которое провела с ним. Ночные кошмары не прекратились, но они стали менее частыми, пока мы не узнали о болезни Тея-Сакса. Я не мог вынести мысль о том, что вы обе опять страдаете из-за него… А потом выяснилось, что и ребенок тоже обречен страдать. Я хотел положить всему этому конец, и в те моменты, когда я был с… Когда я… Но я не смог сделать этого… Я клянусь… — Ему становилось все труднее дышать, и, когда он прижал руку к груди, Никки и ее мать метнулись к нему.
— Джереми! — воскликнула Адель. — Что с тобой?
— Все хорошо, — проскрипел он. — Все хорошо. Просто… Все хорошо.
С трудом подавив ярость, Спенс подошел к нему и помог добраться до кресла.
— Сядьте, — сказал он, почти жалея, что не может просто выйти отсюда и позволить этому человеку страдать — поступить с ним так, как он поступил с Заком.
Тяжело опустившись в кресло, Грант поблагодарил Спенса и повернулся к жене.
— Ты должна вызвать полицию, — заявил он.
Лицо Адели стало пепельно-серым.
— Давай покончим с этим, — спокойно произнес он.
Адель перевела взгляд на Никки.