Теплая осень стояла, с парными туманами по утрам, не то что нынешняя — промозглая, слякотная. С рассветом отправились в путь. Сосновый бор, чистый и мшистый, молчаливо стоял по обе стороны дороги. Опустили стекла: смолистый воздух наполнил салон машины.
За Обью хвойный лес кончился. Медью горел осинник, желтел березняк. Продольные листья ветел лежали, топорщась, на влажной земле, на ровных чистых полянах, подобно ковру.
Дорога пошла гривами. В одном месте, за оврагом, надсадно рычал бульдозер. Когда сбрасывали обороты, слышались возбужденные голоса. Издали Погорельцев увидел, как на солнце блеснул нож бульдозера. Донесся собачий лай.
— Стоп! — сказал он. — Пойдем за овраг. Я знаю, чем они там занимаются. Отец рассказывал мне про такую «охоту»…
Полезли через колючки шиповника, поднялись по овражьему склону. В отдалении, у кромки бугра, елозил бульдозер.
— И не совестно вам?! — закричал Погорельцев.
Бульдозер замер. Из кабины высунулся сухощавый
молодой парень, шмыгнул носом, сплюнул.
— Чего орешь — людей пугаешь? — огрызнулся тракторист, продолжая нагло поглядывать на подошедших.
На куче взрытой земли стоял плотный, коротконогий мужчина в новенькой телогрейке и старой ондатровой шапке. Тяжелая желтая глина облепила его сапоги, колени. Рядом копались собаки, по уши зарываясь в сырую нору.
— Закурите? — спросил тяжеловесный мужчина, вытряхивая сигареты из пачки.
— Некурящие, — сказал Погорельцев.
Толстяк подмигнул красным, припухшим глазом.
— Барсуков пропасть тут! Давай, Вася! — махнул он рукой. — Срежем еще один пласт, небось, покажутся!
— Во-первых, барсук находится под запретом. Во-вторых, это варварский способ охоты, — внушительно произнес Сербин.
— Сами-то кто такие? — тугим голосом спросил толстяк.
— Горожане. — Погорельцев поманил его в сторону. — Я помню вас. Вы прораб семнадцатой мехколонны! Шатохин ваша фамилия?
— Да, — не смутился, но как-то обмяк прораб.
— А я инженер Погорельцев, из домостроительного.
Помню, выступали вы на одном совещании, ругали поставщиков…
Шатохин мотнул раза два головой, как бы удивляясь такому неожиданному стечению обстоятельств, бросил в глину недокуренную сигарету, повернул широкое, побагровевшее лицо к трактористу, распорядился:
— Закапывай яму назад! Да осторожнее — не подави собак! Ну живее, Васек, веселее! Кто бы спорил, только не мы…
Бульдозер начал лениво сгребать комкастую глину назад. Отпугнутые от норы собаки бестолково метались по сторонам, лезли под наползающий вал, обиженно лаяли. Погорельцев и Сербин, по-хорошему распрощались с Шатохиным, возвращались к машине молча. Потом Погорельцев заговорил:
— Мужик, насколько я знаю, толковый, а вот потянуло побезобразничать. Но ведь устыдился! Видел, как он сменился с лица, когда я сказал, что видел его?
— Может, не от стыда — от досады, что помешали, — усмешливо заметил Сербин.
— Не думаю. А впрочем, черт его знает! Беда, какие горе-охотники есть…
Часа через два, одолевая ухабы и рытвины на глухом проселке, приехали они в родной дом Погорельцева. Ночевать не остались, ушли с бреднем и ружьями на луга, соорудили шалаш на чистой выкошенной гриве меж двух озер. Уставленные стогами луга зеленели сочной отавой. Чей-то стреноженный конь одиноко стоял по ту сторону круглого озера. Стало натягивать тучи, воздух влажнел. И дождь долго ждать себя не заставил. Сперва накрапывало, сеяло мелко в безветрии, потом зашуршала трава на крыше их шалаша, волнами заходила осока возле озер, блеснуло и прогремело вдруг. Стреноженный конь сделал несколько неуклюжих скачков в сторону тальниковых кустов и замер, как вкопанный. Дождь лоснил его сытую черную спину, скатывался с крутых боков. Шкура взблескивала при вспышках молний… Гроза гуляла над скошенными лугами почти всю ночь, поздняя, непредвиденная гроза…
Они не спали — лежали и слушали, как громыхает и льет в сплошной черноте, рассуждали о том, что бредень завтра мочить не придется: карась в грозу зарывается в ил. Вспоминали одного городского знакомого, находчивого рыбака, который додумался протянуть трактором по дну озера борону после грозы, взбаламутил, расшевелил сонную рыбу, а уж после проневодил удачно.