Значит, отработал Тукпаш. Надо бы до конца помочь Калапу: Но окот кончается.
…Ну, вот.
Долгожданный поворот с Алтыгы-Арт. И пашни кончились.
— Э-э-ээй! А-ай!
— Эй… ай… — ответила Калапу гладкая белая скала.
— Ай!.. — отозвался эхом лесистый склон.
Овцы дернули хвостами, рванулись было вперед, но снова защипали траву.
— А-а-ай! О-ий!
— Ай… ий…
— И-ий!..
Калап соскочил с Каурого. Круп коня покрылся белой пеной. Кула-Ат жадно потянулся к зеленой траве. Дышит тяжело, запарился. Мышцы подрагивают.
— Я дое-е-дал! Ха!
— е-ехал… ха…
— ал… ха!
Он смахнул с загорелого до черноты лица ручьем струившийся пот, снял и отбросил в сторону пеструю рубашку с короткими рукавами. Напряг темные от загара мышцы. Бросок вперед. Кувырок через голову. Легко вскочил. Еще бросок-сальто. Получилось! Ба-таа! Может, еще! А двойное сальто? Есть. Сальто назад?.. Вышло! Сделал резкий короткий спурт.
— Ого-го! Ых!
— го… ых…
— ых!..
Пустился в пляс.
Топчи землю, топчи! Крепче, веселей бей в грудь матери-земли!
Юлой крутится Калап, подпрыгивает, словно шаман, хлопает с размаху руками по бокам.
Ну и что, что никогда не плясал? Пляшет он, пляшет!
Ну и что, что не сомкнул этой ночью глаз? Не привыкать!
Ну и что, что рано утром выпил только чашку чая?
Пляшет он, пляшет!
Ну и что, что один-одинешенек с самого рассвета порхал он бабочкой, рыскал волком вокруг полуторатысячной отары овец с ягнятами, чтобы не повредили, не потравили молодых ростков на пашне ненасытные, жадные, осточертевшие, славные его овечки, что только сейчас, когда до заката солнца осталось с кончик чумбура-повода, слез он с коня?
От самого села — пашни, пашни. Колоски рядками, ровными, зелеными, лезут, спешат расти. А дорога, которой шли овцы, метров сто шириной. Отара два дня на стрижке простояла, а до того со стоянки по-быстрому, досыта не наедалась. Конечно же, они рвались на хлебное поле. А стравят посев — штраф. Месяца два даром работать.
Ну и что, что охрип от крика на овец? Пашни-то позади!
Горланит Калап:
— Аа-ай! Уй!
Эхо подхватывает.
Пляшет и пляшет Калап.
Голодные овцы не поднимают голов. Кула-Ат тоже.
Почему ты не пляшешь вместе с чабаном, поляна, покрытая алым пламенем пожара — цветами марьиных кореньев?
Почему не пляшешь, не радуешься вместе с ним, зеленая-презеленая хлебная нива?
Сюда повернешься — весь в цветах горный склон.
Назад глянешь — ковром расстелилась пашня.
И там пестрым-пестро, и там…
Вверху — синее, синее небо!
Лето. Ласковое, желанное лето.
Пляшет и пляшет Калап.
Задохнулся, плашмя упал на траву, раскинул руки и ноги, закрыл глаза.
— По-бе-да!
— да-а…
— а-аа!
Ну и что, что не пел никогда? Беда какая, что ни одной песни толком не знает. Поет и всё!
— Калап — мужчина! — стукнул себя по груди.
— Калап — орел! — подпрыгнул вверх.
— Калап — человек! — шлепнул себя по лбу.
— Калап перевыполнил план по шерсти!
— ан… ерсти…
На три центнера больше плана настригли с овец Калапа. Перед тем приезжала комиссия — пересчитывали овец и ягнят. От ста маток Калап по сто десять ягнят получил. Здорово! Загадывал-то сто от ста. За шерсть боялся. Больше всего боялся, что тут может сорваться. Зато теперь… Словно тяжелый груз с плеч свалил.
Никогда не добивался Калап таких успехов. Впервые в жизни! Рекорд! С чем сравнить его радость? С тем, что орден получил? Никогда он орденов не получал. Да мало ли других радостей было, с которыми можно сравнить. Как первый раз деревню увидел, как вступил в пионеры, как в комсомол приняли, как после тяжелой болезни выздоровела мать, как объявили приказ о демобилизации, как Сакылта ответила «да», как родилась первая дочь… Много радостей в жизни, много. У человека должно быть много радостей. Когда их мало, то огромной покажется и самая крохотная, с кончик ногтя.
Он подобрал брошенную рубашку, стер ею пот с лица. Место, где плясал, вытоптано, будто конь валялся. Присел на корточки в тени большого камня.
«До дома доберусь — барана зарежу. Нет, лучше обдеру желтую овцу, которая второй год не ягнится. Соседей созову. Можно и гульнуть. Даром, что ли, работал? Араку Сакылта наварит. Магазинной водки еще прикупить… Позову деда Мыйыксу, деда Шаты, Тукпаша… Э-э, Тукпаша теперь не позовешь, — он книжку пишет. А без него не праздник. Хорошо Тукпаш помог. Чабаном он, пожалуй, не потянул бы, а на сакмане — будь здоров вкалывал! Не скажешь, что писатель!.. Интересно, про что теперь пишет? Опять про деревенскую жизнь? Все-таки занятно у него получается — читаешь, кажется, и сам бы так написал… Чабаном-то Тукпашу точно не быть. А книжки писать, как он, тоже, однако, не всякий сможет… Погода удалась деньки какие стоят! Только бы не похолодало. Овцы после стрижки.