– Ох, распустил я вас всех – и тебя, и Лолку! – по-старушечьи тяжко вздохнул Леня и побежал по мокрой траве за Пу И.
Тот юркнул в кусты и исчез. Леня кричал, звал, обещал наказать – все напрасно. Нахальный чихуахуа не отзывался. И когда Маркиз вымочил ноги, поцарапался о кусты шиповника и вляпался в кучу, которая, судя по размерам, была оставлена не меньше чем ирландским мраморным догом, Пу И появился из чащи кустов с таким невинным видом, что у Лени рука не поднялась отвесить ему хорошего шлепка. В довершение всего их обругала старуха, невесть как оказавшаяся в сквере. Только что никого не было – и вот она, с кошелкой и под зонтиком торчит у мокрых скамеек и орет, что развели собак, весь сквер загадили… Дождь усилился, и Маркиз, для верности подхватив песика на руки, устремился к дому. Однако нужно еще было зайти в кондитерскую.
– Ни о какой ореховой трубочке не может быть и речи, – сердито выговаривал Леня песику, – ты ведешь себя просто отвратительно!
Мокрый и замерзший Пу И очень натурально дрожал и прижимался к Лениной груди.
Перед самым входом в кафе пристроился чей-то шикарный джип. Водитель менял колесо.
– Чего это ты на асфальт вперся, места, что ли, мало? – полюбопытствовал Маркиз, проходя мимо.
– Шел бы ты отсюда, дядя, пока по морде не схлопотал, – лениво ответил парень, не поворачивая головы.
Леня Маркиз не признавал насилия, оттого и выбрал такую бескровную профессию. Это вовсе не означало, что он не мог и не умел за себя постоять. В данном случае он решил, что заедаться не стоит – может, человек просто расстроен, оттого что колесо проколол, а что на асфальт заехал, так не будет же Леня уподобляться той старухе из сквера, которой до всего есть дело.
Леня обогнул джип и вошел в кондитерскую.
– Здрассти, Лизавета! – приветствовал он девушку у стойки. – А вот и мы!
В обычное время лицо Лизаветы озарялось приветливой улыбкой, она по характеру была девушкой милой да еще очень хорошо относилась к Пу И. К Лене она тоже хорошо относилась: во-первых, он почти каждое утро приходил за булочками и обязательно оставлял приличные чаевые, а во-вторых, Маркиз вообще был очень обаятельным мужчиной, его любили медсестры из участковой поликлиники, продавщицы из недорогих магазинов, официантки из кафе-кондитерских и секретарши маленьких частных фирм. Сегодня Лизавета рассеянно взглянула на Леню и тут же отвернулась в посетительнице, которая сурово что-то втолковывала ей, тыча пальцем в стеклянную стойку с пирожными.
– Дорогая моя, – услышал Леня, – у вас грязная стойка. И пирожные несвежие!
– Как вы можете знать, что они несвежие, если еще не попробовали? – устало возражала Лиза. Чувствовалось, беседа с клиенткой длится уже порядочно времени, и Лизавета перешла к фазе глухой обороны.
– Неужели вы думаете, что я буду их пробовать? – завопила дама. – Да я и так вижу, что выглядят они просто отвратительно! И кофе, вы думаете, то, что вы варите, можно назвать словом «кофе»?
Леня, который посещал это кафе не только из-за того, что оно было близко к дому, а потому, что здесь готовили удивительно вкусную выпечку, счел своим долгом обидеться за Лизавету. Лица привередливой клиентки он не разглядел, но со спины дама выглядела очень даже ничего – стройная, дорого и со вкусом одетая. Вот, правда, голос малость визгливый. И привереда, каких мало.
Пока Леня раздумывал, как бы повежливее указать скандальной покупательнице на ошибки, Пу И, на которого совершенно никто не обращал внимания, сердито тявкнул. Дама круто развернулась и в упор уставилась на Леню. То есть его она не заметила, она сверлила взглядом несчастного песика.
– Собака? – воскликнула в трагическом изумлении. – Вы пускаете в кафе с собаками? Ну, знаете ли, это уже просто ни в какие ворота…
Испуганный Пу И прижался к Лене и еще сильнее задрожал.
– Да еще и больной какой-то! – удовлетворенно сказала дама. – Трясется все время.
Если бы на месте Маркиза была Лола, наглой посетительнице кафе пришел бы конец прямо на месте. Лола выцарапала бы ей глаза, выдернула все волосы и напоследок прокусила бы сонную артерию. Лола была взбалмошна, капризна и своенравна, могла поменять мнение несколько раз на дню, но одно Лола знала твердо: никто не смеет обижать ее собаку. В данном же случае ее обожаемого Пу И унизили, оскорбили, на него накричали и напугали. «Смерть негодяйке!» – сказала бы Лола и довела дело до конца.
Леня Маркиз, конечно, гораздо лучше умел управлять собственными чувствами, но он тоже обиделся за Пу И.
– Сама ты боль… – начал он традиционную фразу, но в это время дама вдруг всплеснула руками и вскрикнула: