— Мамочка, — услышал я дрожавший голос Александра.
— Не дрейфь, пехота, — ободрил я друга.
— Встань первым, а потом командуй, — взвизгнул бывший весельчак и рубаха-парень.
— Меняемся местами, — скомандовал я, когда снова услышал из-за времянки издевательский смех деда и разозлился на свой страх. — Вставай сзади, кому говорят! Не хватало чтобы мы с тобой всё испортили.
Третий мигом оказался за моей спиной, а я, сделав несколько шагов навстречу магической верёвке, перестал гипнотизировать себя непостижимым зрелищем и сосредоточился на дядьке с бедой на руках.
«Каково им между мирами? Не дай Бог, застрянут на полдороги», — думал я, а верёвка продолжала выползать в наш мир.
В конце концов, она легко прорезала незамысловатый порог сарая, а потом выскочила из-под земли. Не просто выскочила, а повисла в воздухе, заканчиваясь всё тем же светившимся ободком, из которого продолжила заползать в наш мир.
Всё вокруг уменьшилось до микроскопических размеров. Воздух замер, время остановилось. Я увидел себя сверху и сзади, и, замерев, вытаращился во все глаза, когда в том месте, откуда выползала верёвка, сначала появилось бледное облачко, которое на глазах густело и разрасталось, а потом Угодник с Настей на руках вышагнул из облака в мой родной мир.
Я выдохнул и медленно вернулся обратно в своё тело, всё ещё тянувшее верёвку.
— Сработало? — заулыбался Угодник, поставил Настю на ноги и протянул мне букет.
Я, ничего не соображая, машинально вцепился в букет и начал сматывать чудо-верёвку кольцами, точно такими, какие видел в пещере на нагеле. Только когда верёвка начала заканчиваться, и мой взгляд упёрся в деда со вторым букетом в руках, я начал осознавать, что случилось.
— Прутики отвяжи и приготовь к боевому походу, — скомандовал дед.
«Час от часу не легче, — опешил я. — К какому ещё походу? К какому бою? Дайте сначала успокоиться».
— Отчего у тебя руки трясутся? — спросил меня Угодник, когда вышел из времянки уже без Насти на руках.
— Это вам всё просто, а я не каждый день с чудесами сталкиваюсь, — попробовал я оправдаться, а руки у меня, и правда, тряслись.
— Всё элементарно, — начал объяснять Николай. — Веточки от мамы Кармалии, а верёвка из шерсти четырнадцати жертвенных агнцев из четырнадцати миров первого круга. Но не из чистой шерсти, а с добавлением её. Договор есть такой с каждым миром, как увидят кого на этой верёвочке, пропустят туда, куда она протянута. А веточки для проходов таких и нужны. Мы с тобой уже с их помощью миры пересекали. Или ты не понял, когда за мной на «Москвиче» ехал?
— Может не до конца, но понял, что вы с Давидовичем на дороге проход открыли, когда задымили. А разве имя Кармалии не секрет?
— Ещё какой, — сказал Угодник. — Но я уже давно к вашему делу приобщён. Только никому другому говорить об этом не надо. Если миры захотят, сами поимённо представятся. А если им не понравится, что кто-то их имена разбалтывает, беды не миновать. Станет тот, как Павел, непомнящим.
— Непомнящим? Как же он нас обучает? — изумился я.
— Всё что нужно для вашей учёбы он помнит. И беспамятство его временное. О нём он сам попросил у Скефия. Чтобы на старости лет не проболтаться и беду не накликать, — объяснил Угодник.
— Мне-то что делать? Ведь я не просил о таких знаниях, а меня в мороках чуть ли не под диктовку заставили их выучить. Теперь такая путаница. И места в голове уже не хватает… Для этих секретных знаний. Того и гляди проболтаюсь, — пожаловался я на посредническую жизнь.
— Не переживай. Тебя ещё по губам не били, когда собирался проболтаться? Если не били, то теперь начнут. Значит, ты все миры первого круга запомнил?
— Что толку, если мы им номерки с конца навесили. И тёток в нашем счёте нет, — подосадовал я о наболевшем.
— Ничего страшного. Разберёшься, — успокоил дядька и сменил тему разговора, потому что к нам подошли Павел с Александром-третьим. — Когда лошадка прискачет?
— Поутру обещался, — ответил дед. — Рассчитываться будем овсом или рублями?
— Как попросит, так и оплатим, — сказал Угодник. — Лишь бы Настя не заснула, пока ждать будем.
Мы недолго потоптались во дворе, потом Угодник оставил третьего выглядывать лошадку, а меня с дедом повёл в хату на разговор.
— Ты хоть помнишь, что там взрослым будешь? — начал он, когда мы чинно расселись по табуретам.
— Помню, — еле выдавил я из себя и в один миг стал маленьким и безвольным.