-- Господин Червс! - на всякий случай повторила мадам Кочерыж. Библиотека оставалась тиха, лишь прерывистое, тяжелое дыхание срывалось с губ.
Пальцем Салли осторожно подцепила край и раскрыла книгу. Она ожидала чего угодно, но только не этого.
Под обложкой таилось зеркало. Отполированное и вклеенное в страницу, оно отбросило тусклый свет, сочившийся из окон библиотеки.
На сей раз отраженная Салли Кочерыж не шевелилась. Глаза на ее распухшем, покрытом синюшными пятнами лице были закрыты, кончик языка торчал меж багровых губ, а шею крепко стягивала черная шелковая лента. Такая хранилась в бельевом шкафу Салли, еще девочкой она повязывала ее на похороны матери.
Удавленная Салли захрипела, кровь из ее носа пошла пузырями. Заслышав исходивший из зеркала звук, мадам Кочерыж пошатнулась и ухватилась за первую попавшуюся полку. Затем подхватила юбки и бросилась прочь.
-- Куда вы, мадам? - окликнул ее наконец объявившийся библиотекарь, но Салли промчалась мимо, вне себя от ужаса и гнева.
-- Это было не смешно, старый козел!-- рявкнула она на бегу и выскочила наружу, не позаботившись закрыть за собой дверь. Даже оказавшись на улице, она не снижала темпа, жадно глотая морозный воздух. Больше никогда, пообещала она, ни единого разу ее нога не переступит порог этого мерзкого заведения.
Празднество в честь Ночи Зимнего Солнцестояния кипело и плясало. Диа могла расслышать его звуки еще за милю, так лихо и весело гости выпивали за бревенчатыми стенами дома. Узкие окошки запотели, и, даже когда девушка спешилась, а конь заржал, хохот и звон посуды не утих.
Диа сделала знак, и один из Всадников оглушительно свистнул. Веселье за стенами оборвалось, и округа погрузилась в вязкую тишину.
Вот это уже больше походило на подобающий прием.
Подняв юбки, Диа совсем не по-дамски пнула дверь, и та с треском распахнулась. Из раззявленного проема повалил теплый воздух, влажный от паров пота и выпивки. Диа брезгливо сморщилась, но все же переступила порог. Мальчик последовал за ней, вцепившись липкими пальцами в ее ладонь.
Единственный в комнате стол был накрыт: зеленые бутыли и рюмки, картошка, хлеб, соленья и наполненные тарелки закрывали собой все пространство скатерти. В центре даже золотился румяный поросенок с уже обглоданными боками и задом. Вокруг, зажатые меж столом и стенами хибары, теснились гости: бородатые мужики с разгоряченными спиртным лицами и не менее краснощекие женщины.
-- Похоже, у вашего семейства водятся деньжата,-- Диа обвела изумленные лица взглядом.-- А по дому и не скажешь.
Гости продолжали напряженно молчать, рассматривая незваную гостью. Когда же Диа вывела вперед мальчика, в их глазах мелькнуло узнавание.
-- Чей ребенок?
Одна из женщин выронила рюмку, и ее содержимое разлилось по полу. В комнатушке запахло спиртом.
-- Уот, сынок,-- воскликнула сидевшая рядом особа помоложе и вытерла жирные руки о полотенце.-- Вот и ты, негодник! Целый день тебя искали! Спасибо, госпожа, что привели его, мы так переживали...
Еле выбравшись из закутка между столом, брюхатым мужиком и стеной, она склонилась к мальчику и растянула бесформенные губы в улыбке. Но Уот не шелохнулся, взирая на мать. Тучный мужчина в углу залпом проглотил рюмку самогона и с кряхтеньем вытер рот и бороду рукавом. Позади себя Диа слышала удивленный шепот Всадников.
-- Уот, иди ко мне. Что стоишь? - мурлыкала мамаша, искоса поглядывая на Диа. С трудом сдержав себя, девушка сжала ладонь мальчика. Заметив стоявшую в углу прялку, она тихо хмыкнула.
Брюхатый ковырнул пальцами свиной кусок и потянулся за бутылью. Шепот позади усилился, кони нетерпеливо заржали.
-- Много ли вы напряли пряжи в этом году?-- Голос Диа прозвучал слишком резко в стенах хибары, и некоторые из праздновавших инстинктивно дернулись. Лицо женщины вытянулось в недоумении.
-- Какая пряжа?
-- Какая пряжа, мэм? - прошептал Третий за ее спиной, но Диа лишь отмахнулась.
Брюхатый довольно чавкнул.
Пальцы Диа разжались, выпустив руку мальчика. Растопыренной пятерней она ткнула в сторону бородача и тот внезапно умолк. На его заросшем щетиной лице отразилось удивление, сам он выпрямился по струнке, не в силах пошевелиться.
-- Пряжа,-- повторила Диа. Она снова обратила все свое внимание на женщину у своих ног, отчего та съежилась.-- Вы же должны на что-то кормить сына и вот этого нахлебника,-- ее рука указала на брюхатого.-- Он ведь только и умеет, что пить. Правда, Заблуда?
Заблуда что-то сдавленно булькнул и попытался дотянуться до соседа, но тот в ужасе шарахнулся прочь. Губы матери Уота растянулись в извиняющейся улыбке, обнажив пару недостающих зубов. Ее глаза беспрестанно косили в сторону захлебывавшегося мужика.
-- О, мадам, готовить пряжу так долго, а стоит она сущие гроши. На что же мы будем жить? В деревне нынче так тяжело, так тяжело... -- Ее слова перетекли в неразборчивое причитание, а руки вновь потянулись к сыну.-- Правда, сынок? Скажи доброй госпоже, как нам было тяжело все это время.
Диа могла с легкостью назвать диагноз стоявшей перед ней дряни. И имя ему была лень.
-- Нет пряжи,-- Диа склонилась к ее изрытому угрями и алкоголем носу, чувствуя, как ярость клокочет в груди,-- нет и жизни бездельникам. Нужно думать о своей родной крови, а не о грязных мужиках и самогоне.
Ее рука сжалась в кулак, и брюхатый поднялся из-за стола, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Его толстые пальцы отчаянно скользили по поросшей щетиной шее, царапали ее, но бесполезно -- его ноги отрывались от пола. Со скрежетом сдвинулась скамья, и извивающийся Заблуда поднялся к закопченному потолку.
-- Не ленитесь, и в следующее Солнцестояние будет вам прощение. А если нет,-- мужчина завис над столом, нелепо дрыгая ногами. Сапогом он задел зеленую бутыль, и та опрокинулась кому-то на грудь.-- Я вытащу ваши кишки и набью животы соломой. Не ждите пощады от Дикой Охоты.
Побелевшие от напряжения пальцы Диа разжались. Брюхатый с грохотом обрушился на поросенка, разметав тарелки и остатки еды в стороны. Женщины с визгом полезли под стол, кто-то сдавленно ругнулся, кто-то потянулся за ножом. Мать Уота обхватила мальчика руками, похоронив его в своем необъятном теле, и по-коровьи заревела.
-- Это было не по правилам,-- заметил Четвертый позже, и его карие глаза сощурились за прорезями маски. Но Диа прошествовала к коню, ничего не ответив. Что они вообще могли знать о правилах?
Копыта коня трижды примяли снег, прежде чем он и его всадница взмыли в воздух. Следом поднялись остальные Всадники, округу огласил их громкий свист и гиканье. Из-за сумрачной лесной гряды показались новые души, и Диа направилась к ним.
"Не сдавайся,-- шепнула она мальчику на прощание,-- я буду приглядывать за тобой".
Мадам Кочерыж находилась на самой грани нервного истощения. Она боялась спать, боялась есть, выходить на свет божий и вообще приближаться к двери на улицу. Теперь улица превратилась в опасные джунгли, где зеркала появлялись в неожиданных местах, а казавшиеся надежными люди играли с ней злые шутки. Еще этот праздник Солнцестояния, будь он неладен... Вечерело, и за окном принялись взрываться волшебные хлопушки с дальнего запада; искры, которые они рассыпали, виднелись даже через плотные шторы. В газетах писали, что они очень опасны из-за нестабильной начинки, и пара человек с их помощью лишилась рук. Хлопушки и волшебство в списке страшных вещей Салли стояли в первой десятке.
Также Мадам Кочерыж не любила праздники. Они вносили в ее бытие элемент мистики, грозя перевернуть жизнь на новый, чистый лист. И никто не обещал, что этот чистый лист окажется белым.
В дверь постучали, и с испуга мадам Кочерыж едва не скатилась с кресла. Стряхнув первое оцепенение, она набросила на плечи халат и приблизилась к двери.
-- Да? - ответила она, на всякий случай придерживая ручку.