Я также сомневалась, что мать полностью поверит в мой рассказ, потому что в тот же вечер Дон пришел к нам на кухню и вел себя так, словно ничего не случилось. Прежде всего он добродушно пошутил с Ронни, заявив:
— Ты никогда не поверишь, Ронни, но старик Тредголд хочет назначить меня своим заместителем. Говорит, у меня есть все, что для этого надо, — потом, повернувшись к матери, добавил — Через пять лет я стану управляющим. Как вам такая карьера, тетя Энни? И все потому, что у мальчика есть мозги.
Ронни засмеялся, отец тоже, но мать только улыбнулась и заметила:
— Ну что ж, наверное, бывают и случаи еще более странные.
Уже собравшись уходить, Дон спросил Ронни:
— Ты слышал, что отец Эллис устраивает вечеринку для прихожан в следующую субботу?
— Нет, — ответил брат. — Кто тебе сказал?
— Джонси спросил, не нужны ли мне билеты, и я купил парочку, — отвернувшись от Ронни, Дон взглянул на мою мать и с улыбкой произнес — Вы не будете возражать, если пойдет Кристина, тетя Энни?
Мать дважды моргнула, потом опустила взгляд на коврик и только после этого повернулась ко мне. Ее, вероятно, озадачило выражение моего лица, потому что она не сказала ни «да», ни «нет», а оставила право выбора за мной.
— Ну пусть решает Кристина. Если хочет идти — пусть идет.
— Мы все пойдем, — Ронни встал.
— Тогда договорились, — Дон кивнул всем одновременно. — До встречи.
— До встречи.
Как только за ним закрылась дверь, я повернулась к матери и торопливо и тихо проговорила:
— Я не пойду.
— Почему? Я думала… — она внимательно посмотрела на меня.
— Просто не хочу.
— Хорошо, хорошо, девочка, если не хочешь, то и не ходи.
Я понимала, что мой отказ озадачил ее, потому что несколько недель упрашивала ее разрешить пойти на танцы в школу, которые проводились по субботам и о которых я слышала такие яркие, исполненные романтизма отзывы. Вечера для прихожан, конечно, отличались от танцев. Поскольку на них присутствовали и очень пожилые, и совсем молодые люди, там следовало вести себя степенно: играть в вист или еще во что-нибудь подобное, танцевать раз или два — не больше. Дон поступил очень умно, выбрав такое мероприятие. Дон вообще был очень умным, и это наполняло мое сердце страхом — кто бы мог подумать, что только сегодня утром он вел себя на лодочной пристани как ненормальный.
В ту ночь в мою комнату опять пришел Ронни. Было еще не очень поздно, я не спала. Он сел на корточках возле кровати и шепотом спросил:
— Что случилось, Кристина?
— Ничего. Почему ты думаешь, что что-то случилось?
— Что-то не так. Я видел твое лицо, когда Дон говорил о той вечеринке. Он что, надоедает тебе?
Я видела, как в темноте он, подавшись вперед, положил руку мне на плечо. Я стряхнула ее и подвинулась к стене, потом перевела разговор на другую тему:
— Послушай, Ронни, если мать узнает, что ты приходишь сюда, она ужасно разозлится.
— Почему? Я ведь ничего не делаю! Боже мой, — напряженно прошептал он, — неужели просто поговорить нельзя?
Его слова прозвучали столь рассудительно, что я почувствовала себя глупо. В комнате воцарилось тяжелое, густое, как полумрак, молчание.
— Не думай, что я имею что-то против Дона, — через некоторое время продолжал Ронни, — но держись от него подальше, Кристина. Обещай мне. Слышишь?
— Как я могу обещать что-то, если не знаю, что ты имеешь в виду? — тянула я время, отлично понимая, что он подразумевает, и сознавая также, что ему вовсе не обязательно было вытягивать из меня какое-то обещание.
— Не ходи с ним в одиночку, он хочет подружиться с тобой поближе. Он тебе нравится?
— Нет, и ты это знаешь.
Я услышала, как Ронни вздохнул. После некоторой паузы он сказал:
— Но твой отказ только заставит его действовать хитрее. Он любит, когда девушки сдаются не сразу. Тогда он чувствует себя упорным и несгибаемым. А он действительно настырный и может вынудить тебя ходить с ним.
Я села на кровати и зашептала со всей убежденностью, на которую была способна: