— Продаю разные вещи, дядя Билл, — ответил Дон. — Работаю на Ремми, торговца подержанным товаром.
— Какие вещи? — продолжал допытываться отец, не глядя на Дона, принимая из рук матери чашку чая.
— О, всякое старье. Сейчас у него есть на продажу автомобиль. Я бы и сам не прочь купить. Он хочет за эту машину всего двадцать фунтов.
— Положи, — тихо сказала мне мать, поскольку я все еще стояла с подарком Дона в руках.
— Но, мама…
— Положи. Потом поговорим.
Я села за стол, Дон, взглянув на меня, со смехом воскликнул:
— Я это не для того купил, чтобы ты прихорашивалась, у тебя и так красивая кожа. Правда, тетя Эллен?
Мать, все еще разливавшая чай, не глядя на него, ответила:
— Да, у нее и так красивая кожа.
Праздничное чаепитие, которое обещало быть радостным, оказалось натянутым и довольно чопорным мероприятием, где все говорили друг другу «Благодарю» и «Нет, благодарю», и никто особо не смеялся, за исключением Дона.
Я видела, что Ронни вне себя от ярости, и когда после чая мы все расселись возле огня, я, не в силах больше переносить эту напряженную атмосферу, сказала брату:
— Как насчет того стишка, что ты сочинил о мисс Спайерс. Почитай-ка нам его, — я повернулась к матери. — Он смешной, мама, — потом снова обратилась к брату — Давай читай. Ты сказал, после чая.
Несколько смягчившись, Ронни достал из кармана листок бумаги, застенчиво оглядел комнату и объявил:
— Он называется «Молитва Мэри Эллен Спайерс», — после чего с коротким смешком начал читать:
Господь, прошу совсем я мало,
Чтоб как соседка я не стала:
Та, чуть не на виду у всех
Помадой губы мажет… грех!
Господь, почаще замечай,
Что я всегда пью только чай.
Вина — ни капли, ни чуть-чуть —
Оно — к грехам кратчайший путь.
Господь, ты береги меня
От всех мужчин, как от огня,
И не вини меня за то,
Что для меня они — никто.
Они кишмя вокруг летают,
Все обольстить меня мечтают.
Господь, закрой от них все двери —
Спаси свою бедняжку Мэри!
Побереги и от кино,
Не то б свихнулась я давно.
Я не скучаю, не грущу…
И Чарльза Бойда не пущу.
Спаси меня и от поэтов:
От них, писак-mo, толку нету,
Служить тебе я только рада,
А книжек мне совсем не надо.
Вся жизнь моя — как серый день,
Ну, а потом уйду я в тень,
Но верь, Господь, и без мужчин
Грустить мне не было причин.
Прежде чем Ронни дочитал последний куплет, Дон, Сэм и отец уже громко хохотали, и даже мать с трудом сдерживала смех, хотя и предупредила:
— Не следует писать подобные стишки, это нехорошо. Бедная мисс Спайерс.
— Да это я так, мама, шутки ради.
— Бедная женщина, — повторила мать, потом повернулась к Сэму и весело сказала — Ну-ка спой нам какую-нибудь песенку, Сэм.
Сэму уже было почти четырнадцать, но, несмотря на это, он все еще был застенчив и молчалив. Сунув руки между колен и раскачиваясь из стороны в сторону, он запротестовал:
— Ну нет, тетя Энни! Я пою плохо.
— У тебя прекрасный голос, парень. Давай спой нам что-нибудь. Ту, которую ты на днях напевал.
Сэм повернул голову и, искоса глядя на мать, робко спросил:
— Какую?
— Ну не знаю. У нее вот такая мелодия, — она промурлыкала несколько тактов.
— А, вы имеете в виду «Может, ты и не ангел»?
— Да, наверное. Давай поднимайся.
Неуклюже поднявшись, Сэм повернул стул и, взявшись за спинку, начал петь. Его голос был чистым и верным, и он затрагивал во мне какую-то струнку.
Когда песня окончилась, мы все долго хлопали, за исключением Дона, который со смехом заявил:
— Да у него голос как у маменькиного сынка.
— Ничего подобного, — отрезала мать. — У него красивый голос, тенор. Спой еще что-нибудь, Сэм.
Тот покачал головой и уже хотел было сесть, когда я тоже попросила:
— Пожалуйста, Сэм. Спой еще. Ту, что мне нравится — «Я крашу облака лучами солнца».
Он посмотрел на меня и сказал:
— Я не знаю всех слов, но я спою «Это моя слабость», ага?
И название песни, и застенчивый вид Сэма развеселили нас, и вновь стены затряслись от смеха. Сэм тоже с трудом выдавливал из себя слова песни, слезы бежали по его щекам, и, глядя на него, я подумала, спасибо, Сэм, ты, как никто другой, сделал мой день рождения более веселым.