Сразу после вольской войны случилось ещё одно знаменательное событие. Римлянин был осуждён как убийца, поскольку совершил преступление его раб. То, что раб сделал это не по приказу хозяина, а будучи застигнутым в постели матроны, не изменило приговора. Хозяин выдал раба для распятия и ушёл в вечное изгнание: такая замена смертной казни в Риме почти всегда позволялась. Прецедентом было чётко установлено: если ты получил в собственность человека, ты заодно получаешь полную ответственность за него и перед Богом, и перед людьми. Рабовладение оказалось естественным образом ограничено.
Консулы и цензоры скоро стали записывать ростовщиков в эрарии — опозоренные граждане, не имеющие права голосовать и служить в войске, и облагаемые налогом по произволу консулов. Одновременно они потребовали от ростовщиков и менял одеваться роскошно и носить драгоценности. Для других мужчин это стало позорно.
Во время Вольской войны старшую дочь просватали за сына Беловеза — Бренна. А затем явились посланцы из Карфагена и стали просить в жёны вторую дочь. Тогда к ней посватался единственный уцелевший совершеннолетний Фабий — Постум. Евгений предпочёл эту партию.
Авл и Туллия быстро принесли Фламину внука и внучку, а затем переженились и остальные сыновья. Всё оказалось почти так, как планировала Медония: второй её сын был приглашён кельтами в Медиолан в качестве верховного священника Бога Единого, и лишь третий остался в Риме, но именно ему должен был отойти неделимый надел семьи Фламинов.
Сад Евгения Академа так и не дорос до центра науки, сравнимого с Афинами или Сиракузами. Но все состоятельные римляне стали отдавать детей учиться на Склоне и в Академии. Гигий нашёл себя в качестве главы научной школы и учителя молодёжи. Его борода стала пышной и поседела, а движения теперь были важными и плавными. Но красноречивость его отнюдь не уменьшилась. Правда, римляне в основном оттачивали свой лаконичный и чёткий стиль речей и аргументации.
Волки, Рыси и Туры подверглись ещё одному соблазну: их стали охотно нанимать в качестве морских бойцов. Первоначально многие из них оставались в Карфагене, Финикии Элладе или Египте, соблазнённые тамошними женщинами и богатством. Но скоро ученицы Зейны стали так привораживать своих возлюбленных, что те почти всегда стремились вернуться к ним. Это стало ещё одним ручьём, собиравшим богатства в Рим.
Наблюдая за тем, как объединяется Италия вокруг Рима, Евгений дождался женитьбы Евгения Фламина младшего, сына Авла, и тут почувствовал, что силы стремительно уходят. Убедившись, что не может пройти более десяти шагов без поддержки, умирающий потребовал унести себя далеко в чащу леса и не приходить неделю. Ему хотели оставить еду и питьё, но он отказался. Последние его слова в присутствии других были: «Imperare sibi maximum imperium est» (Высшая власть — это власть над собой)
На второй день Фламин почувствовал, что уходит уже независимо от своей воли. Но вот куда — обратно в наш мир или в миры, которые он заслужил своим посольством — он так и не понял. Умолчим и мы об этом. Его семья в России получила от Критического центра извещение о смерти главы и большой страховой платёж. Так и полагалось, если исправитель не вернулся за тридцать дней.
Единственное, что известно: члены римской семьи нашли его нагой труп, лежащий лицом в ручье вблизи места, где Фламина оставили. Видимо, он захлебнулся в попытке утолить сжигающую изнутри жажду: сил выбраться из ложбины не нашлось. Лицо было объедено рачками.
Эпилог
(Наталья Красовская, Луч света)
Через две недели после ухода Евгения на эксперимент Олег выяснил при помощи приборов Центра, что в нашем мире появился сильнейший исправитель. Ещё через неделю появилась делегация Конфедеративных общин Техаса и Среднего Запада, сопровождаемая ни много, ни мало цесаревичем Владимиром, наследником престола. Они взялись за восстановление мировой сети критических экспериментов, уже как состоящей из равноправных центров, но без опыта Свободной республики Университет обойтись было невозможно. Империя как-то внезапно осознала важность Центра и стала оказывать ему действенную помощь, в итоге сеть поиска исправителей была частично восстановлена. Россия, Исландия, Бразилия и Средний Запад, четыре выживших островка технологии и образования, объединили силы в сохранении лучшего из наследия погибшей по собственной вине европейской цивилизации и в недопущении на будущее возникновения такой же антисистемы.