— А когда меня нет, значит, можешь? — уже более примирённо сказала жена, вновь придвинувшись. — Ну что же, все мужчины таковы.
Квинт ничего не ответил, и лишь продолжал ласкать жену.
— Как приятно даже просто получать твои ласки! — растаяла жена и вдруг спросила с надеждой:
— А когда ты эту Велтумну обнимал, ты на самом деле обо мне думал? Почему же я не чувствовала, что ты Венеру в моём образе обнимаешь?
— Если бы богиня заметила фальшь, что я думаю не только о ней, я не смог бы победить, — ушёл от прямого ответа Квинт.
Конечно же, в объятиях артистки было не до мыслей о других, тем более что он действительно воспринимал это как сражение, и нельзя было расслабляться ни на мгновение: хищница моментально почувствовала бы слабину и вцепилась бы в слабое место. А что будет, когда она полностью разовьётся? Страшно представить!
Жена удовлетворилась ответом, восприняв его как то, что Квинт об этой разлучнице тоже не думал, он лишь посвящал себя богине и, наверняка, своему могущественному Богу. Но вдруг её пронзила ещё одна мысль. Она ещё более интимно прижалась к мужу. И тот, уже чуть отдохнувший, слился с нею:
— Муж мой милый! А что мне сделать, чтобы в меня Венера вселилась на время нашего соития?
— Жёнушка моя! Неведомым Богом клянусь, что ты для меня и так лучше богини! А такое служение Венере — это страшный обет на всю жизнь.
— Муж мой! Я рада, что ты под такой защитой, что можешь сказать правду даже о богине. Но какие же страшные испытания ты наверняка выдержал, и какие жестокие обеты принёс!
Квинт поразился. В жене открывались новые способности. И он со вздохом подтвердил:
— Ты даже не можешь представить, какие жестокие, страшные и на всю жизнь. Но тебя это не касается: наш брак благословлён Богом и людьми.
— И даже богиней Венерой, а не только Юноной! — прошептала жена, легонько лаская мужа. — Я чувствую, как она хотела сначала насладиться тобой, потом лишить сил и победить, и лишь после твоей победы зауважала. Я тебе помогу восстановить силы. И какой ты мудрый, что не остался ещё «на денёк». Ведь эта хищница, подзуживаемая богиней, наверняка тебя приглашала? А на вторую ночь она бы лишила тебя всех сил и высосала бы тебя, как ламия. Осталась бы только пустая оболочка.
Квит поразился ещё раз.
— Ты умница, жёнушка моя! Так и было. Но я, как и подобает настоящему мужу, отказался.
И вот сейчас жена его окончательно простила, крепко обняв его, а затем аккуратно разъединившись:
— Мне ты нужен полный и живой. Я не лишила тебя остатков сил?
— Ты их немного восстановила. Я думаю, что через пару дней полностью приду в себя, — ответил Квинт и добавил про себя: «Amantium irae amoris integratio». (Гнев влюбленных — восстановление любви).
И, наконец, супруги присоединились к сынишке в объятиях Морфея.
Навалилась ещё одна напасть, на самом деле предсказуемая. На Квинта насели женщины, прежде всего девушки и вдовы, но и жёны тоже не отставали. Всем им хотелось соблазнить любовника Венеры. А мужики готовы были его побить при любом подозрении на покушение на «честь» их женщин. Пришлось Квинту громогласно пригрозить проклятием неведомого Бога и Венеры, что на время отпугнуло женщин. Но он понимал, что атаки будут продолжаться. А жена в слезах стала ему жаловаться, что почти все от неё отвернулись и не хотят разговаривать.
— Вот только четыре подружки верные утешают меня, — прохныкала она, прижимаясь к мужу.
Однако Квинт уже заметил, что «верные подружки» норовят то бедром, то грудью к нему прикоснуться и с вожделением на него поглядывают. И он сурово, по-мужски, приказал:
— А этих прогони сама! Они на меня глаз положили и соблазнить пытаются.
С воплями жена выгнала товарок из палатки и упала в объятия мужу:
— Муж мой, что будем делать теперь?
— Жить и крепко любить друг друга! Но жить теперь придётся по-другому.
На следующий день в лагерь прибыл один из старейших сенаторов, консуляр Менений Агриппа. Он был плебеем, пока патриции, присвоив себе исключительное право сенаторствовать и избираться, не причислили всех консуляров-плебеев к патрициям. Народ собрался его выслушать. Неожиданно для всех, Менений начал рассказывать басню, а не говорить о ближайших событиях.
«В те времена, когда не было, как теперь, в человеке все согласовано, но каждый член говорил и решал, как ему вздумается, возмутились другие члены, что всех их старания и усилия идут на потребу желудку; а желудок, спокойно сидя в серёдке, не делает ничего и лишь наслаждается тем, что получает от других. Сговорились тогда члены, чтобы ни рука не подносила пищи ко рту, ни рот не принимал подношения, ни зубы его не разжёвывали. Так, разгневавшись, хотели они смирить желудок голодом, но и сами все, и всё тело вконец исчахли. Тут-то открылось, что и желудок не нерадив, что не только он кормится, но и кормит, потому что от съеденной пищи возникает кровь, которой сильны мы и живы, а желудок равномерно по жилам отдаёт её всем частям тела».