Выбрать главу

На заседании коллегии Квинта вновь понесло. Говоря, он почти с отчаянием прислушивался к нарастающим в голове признакам предупреждения (если не хуже). Он предложил в качестве первого закона записать обет Рима устанавливать порядок и справедливость. Вторым он высказал принцип: нарушение законов, вызванное трудной ситуацией, а также поступок, не предусмотренный ранее существовавшими законами и обычаями, рассматриваются прежде всего с той точки зрения, принесло ли это деяние пользу и не нарушило ли оно обеты и честь?

— Мы не должны по каждому поводу создавать закон. Законы — сосуд, в котором находится порядок. Но, когда всё кругом трясётся или сосуд даёт трещину, порядок может оказаться и вне сосуда. Для таких случаев у нас предусмотрена диктатура. Но и отдельный гражданин может оказаться там и тогда, когда он вынужден решать сам.

Третьим он, как все и ожидали, сформулировал, но в более совершенной форме, ещё один общий принцип: «Nemo debet esse judex in propria causa» (Никому нельзя быть судьёй в собственном деле). Его спросили:

— А как же диктатор? Сможет ли он судить покушающихся на него?

— Сам, конечно, не сможет. Но он может и должен назначить им судей.

Больной вопрос о долгах и должниках был одним из основных для других. Были выработаны толковые формулировки, ограничивающие процентную ставку одним процентом в месяц и устанавливающие условия отсрочки долга, прощения процентов или основного долга. Была запрещена продажа в рабство за долги. Последним решением было такое, по поводу которого Квинт даже хотел наложить вето (каждый из децемвиров имел такое право), но затем призадумался и пропустил момент. Если кто-то имеет неоплатные долги сразу перед несколькими людьми, то по требованию заимодавцев его, после раздела всего его имущества, надлежит разрезать на столько кусков, скольким он задолжал. «Tertiis nundinis partis secanto. Si plus minusue secuerunt, se fraude esto». После этого его семья объявляется свободной от долгов своего бывшего главы. Тогда Квинта посетила идея: если римляне столь безжалостно доводят до конца всё, то прочему бы не сыграть на этом в случае рабства? И Квинт предложил принцип:

— Вред, нанесённый вещью, является вредом, нанесённым её владельцем.

— Поясни, Фламин.

— Ты дал свой меч другому, не заключив договора передачи в пользование или дарения. Он убил твоим мечом человека. Ты ответственен за убийство наравне с убийцей. А если ты ещё и намекнул преступнику, против кого использовать оружие, то более, чем убийца.

После такого разъяснения закон был принят. Квинт с удовольствием подумал, что через некоторое время станет ясно, что из него следует: хозяин полностью отвечает за все деяния раба. Тем самым рабовладение будет естественным образом ограничено. А Квинт и другие служители будут в проповедях постоянно повторять, что грехи раба лежат на хозяине.

Было принято решение: поставить две бронзовых таблицы: основные законы и законы о долгах, и вырезать на них после утверждения принятые законы. Затем пополнять эти таблицы новыми законами.

Но тут неожиданно для Квинта патриции внесли предложение:

— Неведомый Бог показал себя другом и покровителем Рима и его Пути. Его необходимо почитать наравне с олимпийцами. Поэтому предлагаем присвоить его верховному жрецу титул Flamin Optimus Maximus и предоставить ему венец и курульное кресло, тогу с широкой пурпурной полосой, права и почёт, равные правам и почёту царя жертвоприношений.

Все единодушно поддержали это предложение, устранявшее слишком быстро растущего и авторитетного деятеля самым почётным и полезным для Рима образом. И предложение Квинта, про которое тот просто позабыл в пылу дискуссий: запретить избираться децемвиром дважды подряд либо в течение года — было воспринято как жалкий моральный реванш и с улыбкой принято. Но Квинт был доволен: после того, как его «вознесли», все признаки надвигающейся беды исчезли, возникло чувство поощрения вместе с уверенностью, что полдела сделано и что «льготный срок», когда он не старел, кончился.

Сенат и Народное собрание с ликованием утвердили всё. Сенаторам понравилось устранение из общественной жизни Фламина, а народу — то, что плебей будет теперь сидеть на курульном кресле выше спесивых отцов. Эта частность заслонила почти всё остальное. Заодно на Собрании был разобран скандал: за время, пока трибуны были заперты в собрании децемвиров, кредиторы похватали нескольких должников. Это разрешилось просто: на будущее было запрещено избирать в децемвиры действующих трибунов и магистратов, поскольку они не имеют права удаляться от дел даже на день