-Твое лицо не выглядит оцарапанным.
-Да, не выглядит.
Она сидит на твоей кровати в одном лишь черном белье, ежась от холода. Она не знала, что и спросить; ты же не знаешь, как теперь на нее реагировать. Чем это было, что это есть и чем это будет дальше? Причастие, вымоленное на коленях и выжженное последней спичкой на твоих ладонях в скупой темноте; она снова в черном, в черном, в черном белье и с белоснежной, что твои простыни, душой. Она снова смотрит, улыбается; сегодня она принесла что-то в пластиковой бутылке с зеленоватым оттенком - она откуда-то знает, что ты теперь на мели и у тебя осталось всего сорок две тысячи рублей, спрятанных на сто тридцать пятой странице в томике Драйзера, что лежит под кроватью. Она словно бы знает. Словно бы вырисовывает на полотне твоих пороков слова и цифры, уравнивая столбцы, разрушая построенное и возводя новое, чтобы снова - увы и ах, - разрушить.
-Я солгала тебе, а зачем - сама не знаю. Но я правда приходила. Правда, правда...ты веришь мне? Веришь, Миш? Скажи, что веришь! Я была бы так рада...
-Верю.
-Ах, теперь я так рада! - не изменившимся тоном продолжает она, надеясь сорвать с твоих бледных губ улыбку или же усмешку, но нет. - Или же попросту лгу тебе, пытаясь обратить внимание и сорвать с твоих губ улыбку или же усмешку, но у меня не получится, нет, я же знаю. Ты странный, потому что угрюм тогда, когда я перед тобой раздеваюсь. Ах, это так глупо, так наивно! Подожди-подожди, не говори, я догадаюсь сама - чем ты был занят. Ты был пьян, верно? Боже, скажи, что ты был пьян - это так романтично и так по-мужски, что...
-Это грязно, а не романтично.
-..пусть так, пусть так, но это и прекрасно, если смотреть на это под определенным углом! Да это красиво даже, когда ты знаешь, что человек, дорогой тебе, пьет - он страдает, а ты приносишь ему наслаждение и с тобой он либо трезв, либо пьет не так. Так смешно, так смешно...
Пристально на нее смотришь- думаешь, почему же все происходит именно так, а не иначе. Почему бы не сказать ей, чем занимался все то время, пока она вновь не постучалась в твою квартиру? В белоснежности она была черным пятном, нет белым, зачеркнутая линиями своего шелкового белья - и мысль скорее удовлетворяет, та мысль, что сам ты куда бледнее и вписываешься идеально, в отличии от нее. Почему бы ей и вправду не рассказать, как тебе было не по себе все это время? Почему бы не рассказать о пивной и о Велине, о критике и о Рите, рассказать ей о Долине, чью книгу ты зарубил только одним дурацким словом «квохчет» - хотя нет, Долин зарубил ее сам. Ты мог бы рассказать ей, что теперь тебя, Мишу Громова, хотят заполучить в свои руки пару издательств поменьше, «Заря» и «Новопарнас», но ты, тот самый Миша Громов, плюнул бы им в лица и послал бы их куда подальше, если бы только они стояли бы там. Аня не знает, не знает и, наверное, не должна узнать, что теперь тебя называют за глаза смельчаком и восторгаются честностью; почему бы не рассказать ей о том, что теперь все в интернете подписываются своими именами, а в местной газете твой бывший одноклассник Пульцко написал о «Данкогромове, что принес себя в жертву критике, но воспылал ярче первобытно-племенного костра»? Действительно, увлекательные истории - и это случилось с тобой всего за то лишь время, что она не раздевалась перед тобой, а ты молча не смотрел на нее, не чувствуя похоти или же опьянения ее телом. Вино и женщины, Аня, вино и женщины, красное, белое, прошлое, настоящее...Выбор сделан.
-О чем ты задумался? Расскажешь, да? Расскажешь, верно, утолишь мое любопытство, великий и грозный критик, несправедливо уволенный? - она видела, как всего на мгновение дергается лицо. - С чего ты начнешь, с той минуты, нет, секунды, как я ушла? Давай. Давай же, ну, чего молчишь?
-Нет. Мне нечего тебе рассказать. Я...я думал.
-Ох...ну. Ну и ладно, черт с тобой. - беззаботно заключила она. - Знаешь, кстати, в этом что-то есть. Ну, в тебе и твоих откровениях. Говорю-то обычно я, а ты только куришь мне в лицо и отпускаешь колкости, чаще всего - своим бесстыдным молчанием. Как это называется у вас в литературе?
-Я не думаю, что понимаю, о чем ты.
-Ну, это. Смотри, я сижу, пытаясь узнать о тебе хоть что-нибудь, но ничего совсем у меня не выходит. Пустой шар, пуф - и нет его. Ты как призрак или привидение - я знаю, что ты был когда-то кем-то, но сейчас...я не знаю ничего вообще. Твои мысли и твои поступки...они есть вообще, Миш? Ну вот правда. Что ты и кто ты сейчас? Не думай; просто скажи. Ты знаешь обо мне уже много, я раскрываю тебе душу, а взамен не получаю даже твоего желания, хотя...сам видишь, как я в нем нуждаюсь. Ты говоришь лишь о чем-то несвязном, как-как это называется?