Мне нужно сжечь это - я не нужна тебе, а ты не нужен мне, потому что теперь я его, полностью его, я не умру теперь из-за застаревшей клятвы, я не буду теперь обещать убить себя или не подчиниться ему, я была раньше глупой двадцатипятилетней, а теперь я поумневшая, хотя мне столько же, вот я шепчу ему спустя минуту, час или тысячелетие:
-Я буду приходить...приходить к тебе всегда, каждый вечер и оставаться у тебя до утра, ты...Мне же приходить? Мне приходить?
-Да. Я буду рад тебе.
Он хочет что-то добавить, но мне без разницы - я его. Ему принадлежу, а не себе.
Ему, ему,
ему.
Декабрь
Вот уже целая неделя прошла с того момента, как я прихожу к нему, прихожу ПОСЛЕ всего ужасного. Он учит меня чему-то своему, а я учусь, я приношу с собой немного еды и всегда ставлю ее на его стол, он все так же никогда не ест при мне, я никогда не спрашиваю - почему так? Я просто оставляю ему еды, а следующим вечером забираю посуду, я не знаю, выходит ли он куда-то или нет; я просто прихожу и мы подолгу разговариваем, подолгу курим и молчим. Дали отопление.
Раздеваться стало моей новой привычкой - и, что замечательно, - теплой привычкой. Он теперь ограничивается лишь слабым прикосновением к моему плечу, такими теперь вот я и он,
нет, МЫ
стали. Мы прошли что-то - он называет это иногда «точкой невозврата», я слабо понимаю, что это, как бы он не объяснял. Он все еще критик, я все еще Аня, что нам еще нужно, мой милый? Я больше не притворяюсь и он, кажется, тоже. Я спрашиваю его:
-Чем сегодня занимался, расскажешь?
И он улыбается мне и рассказывает какой-то бред, пока я с улыбкой сдерживаю слезы. Это ужасно, мой милый, но он говорит странные, а порой и страшные вещи. Знаешь, теперь я все чаще задумываюсь над тем, что я писала: о каком-то вымышленным писателе, о каком-то смысле, что я вкладывала раньше в конец месяца и в конец моей жизни, во мне раньше было что-то, что он изжил - а я даже совсем и не против. Теперь я не притворяюсь - но я обманываю, как никогда. Например, даже сейчас - я оставила это на сладенькое для тебя, дневничок: два дня назад я тайно пронесла в его квартиру диктофон и записала все то, что он говорил. Читатель возмутится? Черт с ним! Это должно быть здесь. Это...это он сам. Я записала его мысли, его слова на пленку и вот теперь переписываю в тебя, немного плача. Этот монолог, который больше ночные тезисы, чем монолог, обязан быть тут. Да. Да, да, да.
Два дня назад он говорил, обнимая мои плечи и улыбаясь своим желтым ртом:
-Я никогда не был так благодарен тебе, за то что приходишь и потом уходишь, ты - моя бездна и мой спаситель, ты...я не приемлю людей, но тебя я приемлю до самого конца. Сколько ты со мной уже возишься? Как с маленьким, маленьким. Так похоже на литературу, но увы - это не она. В литературе я говорил бы высокими слогами и не курил бы так много, я бы пил беспробудно и в моей жизни случались бы удивительные открытия, я был бы героем - а я герой разве? Нет. Ты - моя безсюжетность, с тобой все просто, с тобой нет точек возврата и почти нет точек соприкосновения, с тобой я могу молчать и чувствовать твои слезы. Они...они трогают меня, как тогда, в такси. Как во все те разы, когда ты была жесткой и когда ты была слишком милой для моей белой и бедной квартиры. Ты...ты. Просто ты, и никто больше. Я так люблю смотреть в твои глаза и думать - черт, куда же они вели меня, ведут, дальше заведут? Чудится лишь мрак и ничего больше. Но во мраке ты танцуешь, а я неумело пританцовываю рядом - как и вчера, как и позавчера, как и двенадцать лет назад, когда ты была такой в самый последний раз. Я много сплю и о тебе думаю, ты слышишь? Все помню, все прокручиваю, жалею о многом, о том, чего и сказал, и не сказал; у меня в голове так много мыслей, но твой отец отсек мне руки, а ты подтолкнула к нему когда-то и приказала: иди. Ты подтолкнула меня и уверила, что мне нужна только критика, а твое место в моей жизни теперь будет пустовать, что никто его не займет - да и я поверил. У меня теперь другая жизнь. У меня есть другая. Вот ее в моей жизни совсем нет - даже странно, правда? Недавно у нас был секс и я выгнал ее взашей, потом мы обедали вместе и она плакала, лежа у меня на коленях, я отвез ее домой и переплатил за такси, доехал до дома, представляешь, и поехал обратно, чтобы посмотреть на ее окна! Наверное, я хотел увидеть ее летящей вниз, на мостовую, на асфальт, я бы смотрел на нее, любил и ненавидел, я бы хохотал над ней и умыл слезами ее расшибленное лицо за все то, что она однажды сделала. Ненавижу ее. Она странно приходит и странно уходит, появляется раз в полгода; однажды ее не было шесть лет. Но ты здесь, верно? За это я благодарю, за это - ты рядом со мной, куришь и пьешь, ты смеешься со мной, но редко, и плачешь, но тоже редко. Она не носит моего кольца, что я ей подарил, а у тебя оно блестит под стать солнцу...