-О чем ты только говоришь, Рит? Как ты можешь говорить мне это так...просто, так спокойно?
-Но дело сделано - теперь ничего во мне нет; ни ребенка, ни желания, ни-че-го, Громов, только осознание глупости этой ситуации. Я сказала тебе, я верю тебе - верю, что ты поймешь, как мне было странно принимать это решение.
-Ты приняла его.
-Да, приняла, и я довольна твоим стоицизмом; я знала, что ты не будешь закатывать истерик, ты не умеешь этого - я не научила, я не умею сама.
-Ты ничего не умеешь, Рита.
-Как и ты, лишь строить и играть в критика; ты ужасно играешь, ты не умеешь притворяться, мы не смогли бы играть еще и в родителей - мы бы опозорились на этом поле, как опозорились и под Минском, мы...
-Ты приплетаешь те разы всюду; мы ошибались, Рит, ошибались - но это? Ничего не хотелось мне сильнее, чем смотреть на тебя и видеть у тебя на руках его; сына, который бы...
-Была девочка. Ты бы не вынес этого.
-Откуда тебе знать? Я бы вынес давление воды на череп и твои измены, которые ты не считаешь изменами; я бы вынес удар ножом в сердце, я и вынес полгода назад его от тебя - но ты ударила больнее, сделав себя опустошеннее, как ты сама это называешь; ты не понимаешь, что ты наделала?
-Что я наделала, разве я что-то наделала? Мое чувство подсказало мне - избавься, я поддалась ему, а не твоим чувствам; я впервые тебя ослушалась, но я все так же принадлежу тебе, Миш, разве это не понятно? Разве не понятно, что с рождением нового человека я перестала бы быть полностью твоей? Куда бы делась наша враждебность, наше счастье, наши пьяные поцелуи и путешествия в поисках денег и друг друга; кем бы мы стали, попробовав сыграть в родителей? Нет, не родителями бы точно; я и быт несовместимы так же, как ты и критика, как ты и отцовство; наши институты брака представляют наш брак совсем по иному, хоть нам обоим и не нужны клятвы - зачем, зачем тогда ты говоришь мне все это?
-Ты говоришь слова, ты не говоришь значений. Ты убила его, убила меня изнутри; ты убийца и мне теперь тошно слышать, как ты называешь себя моей фамилией.
-Я - Громова.
-Нет, не Громова: Громова бы никогда не убила моего ребенка у себя во чреве; дело не в самолюбии, Рита, и не в том, что мы планировали, а что нет; мы ничего к черту не планировали, мы не хотели становится родителями - вот так становится; с каких пор мы запланировали стать убийцами, Рита, скажи!
-Я не убийца, ты знаешь это; я никогда не хотела этого, я никогда не знала, что так случится - и разве ты сам не хотел бы мальчика? Я не вру тебе - я не говорю, что убила девочку, но пожалела бы мальчика, я не вру - не говорю, что дело в моих убеждениях, грядущей полноте, в чем-то еще, нет; все куда сложнее, но мы не справимся с игрой в двух родителей, мы не справимся друг с другом и с принадлежностью друг к другу; я знаю, что я - твоя, ты вызываешь во мне глубину чувств, но что будет, если все это улетучится? Что станет со мной, с тобой, с ней, если все это закончится, наша враждебность, моя принадлежность, твоя мнимая критика; я не создана для пеленок и того, что называется «бытом»; ты не создан строить, но тебе приходится строить - ты ведь играешь в строителя почти уже шесть лет, и так до сих пор не понял очевидных правил игры: ты, Миша, дурак, потому что играешь, вместо того, чтобы жить! И в кого ты намерен играть дальше? В критика, конечно, в критика; ты собираешься играть в него, потому что в строителя играть тебе надоедает; и ты задумал параллельно вести партию игры в отца? Нет - совершен акт вивисекции, Миша, мой плод вытянули, пропустили через мясорубку и пустили по полым трубам дальше; я решила за нас двоих, что этот аборт - это воздух, а моя принадлежность важнее твоих глупых игр; почему ты молчишь, почему не отвечаешь? Я решилась сказать тебе это, решилась признаться во всем этом - это жестоко, но так необходимо; я не буду себя ненавидеть, а лишь буду утолять твои прихоти, все, кроме этой; почему ты до сих пор не перебил меня?
-Я ищу предлоги, чтобы прогнать тебя вон.
-Чтобы догнать и отправиться в место вроде Минска?
-Нет, не для этого.
-Для того, чтобы дать мне иллюзию свободы?