Анечка, Рита; красное на белом, символ честности и смелости против красного в подъезде и ужасного раза, возведенного в ранг зла, которое однажды случилось и почти уже забылось; промежутком, особняком стоят двенадцать лет рабства отца одной из твоих женщин; двенадцать пустых и пьяных лет, когда ты чувствовал, что ты немного велик, хотя велик во всей этой истории только Велин; он никогда не сомневался и никогда не имел права называться человеком, потому что не менялся, а только старел; так что же ты выберешь; так что же, выбор разве существует или это лишь иллюзия, обман?
Конечно, все просто: нужно лишь сказать нужное слово, нужно лишь сказать Рите всего одно слово, которое заставит ее выбрать за тебя; двое обнаженных на красной по белому простыне, один из которых умирает, а вторая из которых отчаянно взрослеет; необходимо разрушить грань критики, грань секса; к черту категории, когда речь идет о том, чтобы предложить нечто новое, что-то кардинально отличающееся от двух плоскостей женщин, которые параллельно пронизывают твою жизнь; символизм - это почти целая религия вместо утраченной настоящей когда-то в овраге; прощение, верность, секс, критика, любовь, ненависть, литература, жизнь, белоснежность и бессюжетность - это всего лишь глупые слова, они не дают выбора, они не заставляют тебя решать; давай, Громов, скажи всего лишь одно слово с вопросительной интонацией, которое разрушит три ваших мира либо на три новых, либо на один общий; поставь точку, умри, или же поставь двоеточие и объясни, каково это - разрываться иллюзией; палец вновь вернулся к середине весов; палец вновь давит ровно в середину; симбиоз секса и критики - вот твой ответ, а не то, что ты себе нафантазировал до этого; Рита уже почти прокашлялась; еще миг - и все будет потеряно к черту, если только ты не скажешь, а она не решится на выбор; она умеет выбирать, она всегда умела выбирать; прошлое или будущее, любовь или ненависть, критика, секс или что-то между?
В тишине ты спрашиваешь ее под молчаливое недоумение голой женщины рядом с тобой:
-Присоединишься?
А когда она ошалело улыбнется, ты увидишь согласие и в Анечкиных глазах. Так жизни переплетаются в нитку; так литература превращается в пошлость; так пошлость превращается в жизнь.