Попугав таким образом посмевшее возразить государственной машине население, самолеты направились в сторону аэропорта, щедро одаривая его огнем.
Несколько дней продолжались усмиряющие налеты, превращая некогда прекрасный край в филиал бездны.
***
Дашина мама шла с дежурства домой. Двое суток на ногах, и все пулевые да осколочные ранения. Она намеренно не села в автобус. Не смогла бы выдержать еще людей рядом. Их разговоры, молчание, боль.
Дома ее ждала семья. Слава богу, все живые. Осунувшийся, поседевший на висках муж. Резко повзрослевшая дочь, с глазами-блюдцами.
Семейный совет продолжался до глубокой ночи и больше походил на спор. Даша наотрез отказывалась уезжать. Слыханное ли дело: в другой город, к незнакомой тетке да без родителей. Но отец был непреклонен. Она плакала, умоляла, убеждала. Говорила, что это была какая-то ошибка, провокация. Не бывает так, чтобы напало собственное государство. А значит, скоро все прояснится, образумится, и вообще, раз родители остаются, то и она сможет. Опять же Захар здесь, друзья, одногруппники, а ей в магистратуру поступать. Но родители оставались глухи, а отец тверд.
- Пока есть деньги на билет и возможность этот самый билет купить, тебе нужно ехать.
Ночью на телефон пришло сообщение от Захара. Он сообщал, что сбежал из дома и подался в ополчение. Просил дождаться. Дарья смотрела на экран, пока глаза не заболели. Не знала, что ответить. Сознание отказывалось верить в реальность происходящего. Она ничего не понимала. Как за несколько дней вся ее счастливая, спокойная, размеренная жизнь полетела под откос? Наконец собралась с духом и написала: «Я уезжаю». В ответ прилетело лишь короткое «Предательница», и дальше тишина.
На следующий день они с отцом поехали покупать билеты. Город было не узнать. Вздыбленный асфальт, воронки от снарядов, места пожарищ, выбитые окна.
Даша закрыла глаза, чтобы не смотреть, чтобы не запоминать свой город таким. На языке перекатывалась горечь. В душе растекалось отчаянное непонимание. Как так вышло? А главное, что теперь делать? Как жить?
Вещи собирать не хотелось. Даша то складывала что то нужное в рюкрак, то доставал и брала другое. Наконец не выдержал отец, чётко без суеты упаковал самый минимум. Сменные вещи, средства гогиены, еду, деньги, документы и ноутбук. Остальное родители обещали выслать позже почтой.
На перроне толпились люди с чемоданами, сумками, узлами, детьми. Молчаливые, сосредоточенные, опустошённые.
Даша вцепилась в мамину руку. Не поедет, ни за что не поедет одна.
Отец подал проводнику билеты. Даша уперлась ногами в перон, пожелала врасти, окаменеть, что угодно, лишь бы не уезжать.
Галя гладила дочь по руке, умоляла, уверяла, что это ненадолго. Вот отучится в магистратуре и вернется. Обман! Во благо, но все равно обман. Это знали все. Знали и молчали. Даше казалось, что каждый на этом пероне прячется за ложь, словно за щит. От осознания невозможности что-либо изменить её накрыло отчаяние. Словно закрыли толстую дверь бункера. Эмоции, не способные пробиться наружу, остались глубоко внутри. Даша безразлично выслушала последние наставления по банковским картам, документам и пересадкам. Смысл сказанного осел в памяти, не погружаясь далее. Она отпустила мать и вцепилась в рюкзак, как сумасшедший цепляется за единственную рациональную мысль в голове. Шагнула на металлическую ступеньку вагона и прошла по узкому коридору, села на оббитое кожей сиденье. Откинулась на жесткую стенку и пустым взглядом уставилась в окно. Родители стояли до самого отбытия поезда, махали вслед. Мама плакала и даже не пыталась скрыть слез. Отец смотрел пристально, словно хотел в печатать в память Дашино лицо. А она смотрела на них и не видела. Перед глазами плавал туман.
Потом была граница, таможня, пересадка в столице в другой – точно такой же вагон. Улыбчивые соседи, попытки поговорить, накормить.
Очнулась, она когда проезжали Байкал. Внимание привлекли камни на дне озера. Даша поймала себя на мысли, что рассматривает их. Потом ощутила голод. Пообедав, осознала, что не помнит последние четыре дня. Проверила деньги и документы. Чудом все оказалось на месте. Умылась, привела себя в порядок и наконец-то распаковала белую, как чистый лист новой жизни, постель.