Мы уже направились к дому, когда я вдруг вспомнил ее следующую фразу. Она сказала, что могла бы совершить убийство — но только ради чего-то очень значительного.
Глава 22
На повороте дороги мы столкнулись с Роджером и Клеменс. Роджер был очень возбужден, Клеменс хмурилась.
— Хзлло,—-сказал Роджер.— Наконец-то! Я думал, они никогда не арестуют эту гадину. Не понимаю, чего они ждали? Надеюсь, теперь-то они повесят ее и ее несчастного кавалера.
Клеменс еще больше нахмурилась.
— Не будь таким грубым, Роджер!
— Грубым? Чепуха! Совершенно хладнокровное, предумышленное отравление беспомощного, доверчивого старика! И когда я радуюсь, что убийцы пойманы и понесут наказание, мне говорят, что я груб. Я бы сам с наслаждением задушил эту женщину.
Потом спросил:
—- Ола была с вами, когда приехала полиция? Как она отнеслась к аресту?
— Это было ужасно,— сказала Софья тихо,— она до смерти испугалась.
— Так ей и надо.
— Не будь мстительным, Роджер.
— Извини, дорогая, но тебе §того не понять. Это был ведь не твой отец. Я любил отца, понимаешь, любил!
— Мне бы пора уже понять это.
— Ну представь себе, Клеменс, что это меня отравили.
Ее веки дрогнули, руки сжались в кулаки.
— Не говори таких вещей,—резко сказала она,— даже в шутку.
— Успокойся, дорогая, скоро мы будем далеко от всего этого.
Роджер с Софьей пошли вперед, мы с Клеменс позади.
— Я думаю, теперь мне разрешат уехать,— сказала Клеменс.
— А вы так сильно хотите этого?
— У меня нет больше сил.
Я взглянул на нее с удивлением.
— Разве вы не заметили, Чарльз, что я все время борюсь? Борюсь за свое счастье, за Роджера. Я опасалась, что они уговорят его остаться в Англии. Я боялась, что Софья предложит ему деньги и ради моего комфорта он нас гонт, чтобы мы остались здесь. Беда в том, .что Роджер никого и ничего не хочет слушать. Он думает, что сам все знает. Он в достаточной степени Леонидас, чтобы считать, будто для женщины все счастье — в деньгах. Но я больше не хочу жить в этой семье, не хочу быть связанной. Я буду бороться за свое счастье, увезу Роджера и создам ему такую жизнь, в которой он не будет чувствовать себя неудачником. Я хочу его для себя, только для себя.
Она говорила тихо, но страстно. Только теперь я понял, насколько она раздражена. И еще я понял, каким сильным и собственническим было ее чувство к Роджеру.
И тут я вспомнил странные слова Эдит: «одностороннее обожание». Может быть, это относилось к Клеменс. Роджер, думал я, любил своего отца больше всех на свете, даже больше, чем жену, хотя он обожал ее. Теперь я понял, насколько велико было желание Клеменс завоевать его безраздельную любовь. Ее чувство к Роджеру составляло смысл ее существования. Он был ее ребенком, мужем, любовником.
У дома остановилась машина.
— Хэлло! — воскликнул я.—-А вот и Жозефина!
Магда и Жозефина вышли из машины. У Жозефины голова была забинтована, но выглядела она замечательно.
— Я хочу посмотреть моих золотых рыбок.— Она тут же направилась к пруду.
— Дорогая девочка,— возразила Магда,— может быть, ты сначала полежишь и выпьешь бульона?
— Не приставай, мама. Я хорошо себя чувствую и ненавижу бульон.
Магда растерялась.
Я знал, что Жозефина могла выйти из больницы несколько дней тому назад и только по распоряжению Тавернера ее удерживали там. Он не хотел рисковать и не разрешал ей вернуться домой до ареста подозреваемых в убийстве.
— Я думаю, свежий воздух будет ей полезен,— обратился я к Магде.— Я пройдусь с ней.
Потом догнал Жозефину.
— Пока тебя не было, тут произошли всякие события.
Жозефина не ответила. Она близоруко всматривалась в пруд.
— Я не вижу Фердинанда,— вдруг заявила она обеспокоенно и капризно.
—- А какая из них Фердинанд?
— Рыбка с четырьмя хвостами.
— А мне нравится эта яркая золотая рыбка.
— Самая обычная.
— Ну а эта — какая-то противная, как молью съеденная.
— Много вы понимаете!
— Разве ты не хочешь узнать, что произошло в твое отсутствие?
— Я, наверное, уже все знаю.
— А ты знаешь, что найдено другое завещание и что дедушка оставил все деньги Софье?