Выбрать главу

С тех пор я знаю, что МКАД — это просто дорога, просто очень дорогое, сверхзатратное асфальтовое полотно, что «замкадья» не существует, потому что не существует «внутримкадья», а люди, разведенные географически, социально и как угодно еще, похожи друг на друга гораздо больше, чем им того хотелось бы.

III.

Но, может статься, это кокетство, эта мотыльковость переживания — просто заговаривание ужаса? В Москве не принято замечать некоторых вещей — за этикетом стоит глубокая прагматика неприкосновенности к чужой проблеме, которая может сделать тебя уязвимым. Например...

В Москве увольняют гастарбайтеров — количество уволенных никто не знает, как никто не знал и числа принятых на работу. Понятно, что КЗОТ отдыхает; понятно, что вот проблема: непосчитанная, рассеянная масса голодных, бездомных, не собирающихся уезжать — или не могущих уехать — на улицах столицы. Напали недавно на журналиста М., дали по голове куском трубы, а милиция сказала — носи с собой деньги, чтобы откупиться. В Лианозово убили вдову известного художника Вечтомова, говорят, тоже гастарбайтер; и такой же голодный приезжий пытался ограбить и убил девушку, а юноша, пытавшийся ее защитить, потом от ранений умер в больнице. Это хроника минувшей недели. Еще несколько подобных случаев — в Нижнем Новгороде, в Петербурге. Но говорить об этом, призывать власть к реагированию — да, правильно, ужасная ксенофобия-и-фашизм, у нас ведь преступник из нацменьшинства не имеет национальности. Нет, мы не будем говорить о том, что пора пересматривать отношение к миграции или хотя бы правила личной безопасности, что легкомысленно считать Москву городом-клубом, где под каждым кустом запряжено такси с бубенчиками. Не будем впадать в фашизм. Поговорим об икре, пусть и об икре минтая. Очень соленая, но если с диуретиками — можно есть.

А в регионах начались массовые сокращения рабочих. Но кому это интересно? Ведь в Москве сокращают офисный планктон. Вот оно, горе. То, что рабочие массы, которым нечего терять, хлынут в столицу, почему-то мало кого беспокоит. И в общем это понятно. То, что движется из провинции, из промзон — темное, невнятное, трудно формулируемое — настолько пугающе, что, право же, лучше блажить про икру. Как-то оно безопасней.

Темная классика

Человек с пустой бутылкой

Евгения Пищикова  

У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова.

А. Чехов

I.

Валерий Леонов считает себя гением отблеска. Его умение находить стеклянную посуду по случайному блику, мгновенному проблеску (под всяким кустом, в самом темном лесу) известно всему бутылочному сообществу Восточного округа. Талантливейший юноша, популярный и уважаемый сборщик стеклянной тары — и надо же, чтобы жизнь всего за три последних года повернулась таким образом, что исключительное его рукомесло стало бесполезно, никому не нужно.

А было время, Леонов первым приезжал к месту бутылочной сдачи. На дворе было пять, много шесть часов утра. Валерий, празднуя конец ночной охоты, сгружал с велосипеда мешок добычи (тридцать — сорок пустых бутылок) и покупал в суточном киоске одну сигарету «Кент». Покупал, и бережно закуривал. Одна сигарета еще совсем недавно стоила один рубль. Примерно во столько же оценивалась (да и до сих пор оценивается) одна пустая пивная бутылка. Но не всякая — а только «темная классика». Или — так называемая «темная евробутылка». В пересчете же на трудозатраты эта самая одна евробутылка равняется десяти минутам поиска, полутора километрам сомнамбулического велосипедного бега по сырым дорожкам гольяновского лесопарка (очки резинкою удерживаются на постоянно склоненном челе, фонарик веревкой привязан к рулю), и под каждым кустом может блеснуть горло, бок или дно искомого сосуда.

Разве только небезызвестного передвижника Куинджи наш Валерий соглашался считать равным себе знатоком светового преломления. Блики жести, упаковочной бумаги, целлофана, битого стекла, фольги, скомканного газетно-журнального глянца — все особенности мгновенного электрического взрыва цвета и света знакомы Валерию и изучены им; но только на бутылки он научился реагировать, только и именно бутылки находит (вернее — находил) с исключительной сноровкой.