По такой же бесстыжей логике наперсточник, обобравший свою жертву до нитки, снисходительно объясняет ей потом секреты мастерства: так я шарик прятал в карман, так незаметно доставал из рукава…
В первые же приватизационные годы половина всей госсобственности была продана за бесценок. Впоследствии Счетная палата проанализирует эти процессы, и окажется, что от реализации 145 тысяч предприятий (!) казна выручила менее 10 миллиардов долларов. Ровно в 9 раз меньше, чем Латинская Америка получила от продажи 279 предприятий.
Каково, а? 9 тысяч за 90 миллиардов. И 145 тысяч за 10.
Завод «ЗиЛ» со всей инфраструктурой перешел в частные руки за 4 миллиона.
Челябинский тракторный — за 2,2 миллиона.
Центр мирового машиностроения «Уралмаш» — за 3 миллиона 720 тысяч.
Весь Газпром — с сотнями тысяч километров трубопроводов — оценили в смехотворные 250 миллионов. Сегодня столько стоит один (!) многоквартирный новый дом в центре Москвы.
Несмотря на громогласные заверения Чубайса с Ельциным, что ваучер — это билет в свободную экономику, подавляющее большинство закомпостировать его так и не сумело.
Где, допустим, находятся теперь наши кровные ваучеры, авторам неизвестно, сгинули в туманной дымке вместе с обещанными Чубайсом «Волгами». Ни один из наших друзей, знакомых или родственников также ощутимой пользы от них не обрел.
Из 600 чековых инвестиционных фондов, созданных специально для сбора ваучеров, абсолютное большинство лопнуло, не оставив следов.
Так кто же, спрашивается, уехал по этим билетам в ту самую свободную экономику, этакую волшебную страну Эльдорадо? А ответ, собственно, на поверхности.
«Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров», — прекраснодушно восклицал летом 1992-го Ельцин. В действительности приватизация проходила в интересах как раз этой самой горстки. В противном случае ваучеры были бы не обезличенными, а именными, как предлагали поначалу многие экономисты.
Первый глава Госкомимущества Михаил Малей считал, например, что государство должно открыть на каждого гражданина именной приватизационный счет в банке, тогда сразу было бы ясно, откуда у человека деньги, и весь ход приватизации становился прозрачен. Ровно так было прописано и в законе, принятом Верховным Советом летом 1991-го. Назывался он «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР».
И Малей, и депутаты не понимали главного — прозрачность реформаторам даром была не нужна. Посему неуступчивого Ма-лея быстренько заменили Чубайсом. На закон наплевали. А предприимчивые дельцы принялись скупать обезличенные чеки мешками. Каха Бендукидзе с гордостью рассказывал потом, что первый пакет «Уралмаша» приобрел за два набитых ваучерами автомобильных багажника.
Кто, интересно, в начале 1990-х был в состоянии безболезненно вытащить из кармана пару-тройку миллионов долларов? Честный кооператор? Да он таких денег и в глаза не видел. Академик? Деятель культуры? Ага, держите карман шире. Это при средней-то зарплате тогда в 22 «бакса».
Подобными суммами могли оперировать исключительно цеховики, подпольные миллионеры и организованная преступность, которая набрала уже немалую силу, поднявшись на рэкете и поборах с кооператоров. Им и только им приватизация оказалась на руку.
Бендукидзе Каха Автандилович (р. 1956) — российский предприниматель и грузинский политик.
В бизнес пришел из науки. На приватизационных аукционах выкупил пакет акций «Уралмаша», на базе которого впоследствии создал ОАО «Объединенные машиностроительные заводы». В 2004-м уехал на историческую родину, в Грузию. Был министром экономического развития, министром по координации реформ, возглавлял канцелярию правительства
Прочему населению оставалось лишь наблюдать со стороны, как богатеют новые хозяева жизни, шастая по презентациям и казино. Да считать последние копейки, которые ежемесячно съедала гиперинфляция. (За год рубль упал по отношению к доллару в 2,5 раза: со 170 до 415 рублей.)
Уже летом 1992-го в России возник кризис неплатежей. Из-за непомерного взвинчивания цен тысячи предприятий не могли покрывать убытки. Остановилась «оборонка»: она не получала больше госзаказов, а клепать вместо ракет кастрюли и чайники способен был далеко не каждый. По всей стране людям перестали платить зарплату. Хуже всего складывались дела в Сибири и на Дальнем Востоке. Целые города стояли без тепла и света.