— Если мы возьмемся за этот проект, за который вы так ратуете, доктор, то он займет все общественное время лет на десять вперед. А это означает полную остановку остальных программ.
— Надеюсь, вы осознаете, что данный вопрос представляет наибольший общественный интерес.
— Наши исследования говорят об обратном, — сообщил Спенсер. — Мы проводили опросы общественного мнения по всему земному шару, во всех мыслимых и немыслимых слоях общества. Так вот, вывод один: предлагаемые вами исследования — кощунство чистейшей воды.
— Вы шутите!
— Никоим образом. Наши исследования общественного мнения однозначно и недвусмысленно показывают, что общественность воспринимает изучение источников религиозных верований, как святотатство. Мы-то с вами могли бы считать их простыми научными изысканиями, сославшись на то, что лишь добиваемся истины. Однако люди — я имею в виду простых людей со всего мира, какую бы веру они не исповедовали, в каких бы сектах они не состояли — не желают знать истину. Они вполне довольны нынешним положением и боятся, что мы опрокинем массу старых добрых традиций. Они твердят о святотатстве, но волнует их не только это. Люди инстинктивно защищаются от всего, что может разрушить их привычный образ мыслей, они отчаянно цепляются за привычную веру и не хотят, чтобы кто-нибудь копался в самом святом для них, в том, с чем они сжились всем сердцем.
— Какое невежество! Не может этого быть! — с изумлением воззрился на него Равенхолт.
— У меня есть выкладки. Могу показать.
Доктор Равенхолт снисходительно отмел все доказательства изящным взмахом руки.
— Раз вы говорите, что они у вас имеются, то проверять незачем.
Ему очень не хотелось оказаться в дурацком положении, получив документальное подтверждение своей неправоты.
— Далее, — продолжал Спенсер, — неизбежно возникает проблема объективности. Чем руководствоваться при отборе наблюдателей за событиями прошлого?
— Несомненно, найти их несложно. Множество священнослужителей всяческих вероисповеданий и убеждений обладают квалификацией, необходимой…
— Вот как раз их-то посылать и нельзя, — отрезал Спенсер. — Нам нужна объективность. В идеале нам нужны люди, не заинтересованные в религии, не получившие официального религиозного образования, не выступающие ни за, ни против религии — и все-таки, даже отыскав таких людей, мы не смогли бы прибегнуть к их услугам. Чтобы постичь происходящее, они должны быть довольно подробно проинформированы о том, чего искать — но как только они пройдут полную выучку, то неизбежно утратят объективность. Уж такова суть религии, что человек просто вынужден занять по отношению к ней определенную позицию.
— Это вы говорите о какой-то идеальной ситуации, а не о сложившейся у нас.
— Ну ладно, — согласился Спенсер. — Скажем, мы задумали сделать работу слегка на тяп-ляп. Кого же послать в таком случае? Можно ли рискнуть послать христианина, спрошу я вас, пусть даже самого никудышного, в дни, проведенные Иисусом на Земле? Разве можно надеяться, что даже посредственный христианин будет лишь наблюдать за реальными событиями? Я скажу вам, доктор Равенхолт, что рисковать мы не можем. Как по-вашему, что будет, если вместо двенадцати учеников вдруг окажется тринадцать? Что, если кто-то попытается спасти Иисуса от креста? А если, хуже того, Он действительно будет спасен? Какой облик примет тогда христианство? Будет ли оно вообще? Могло ли оно возникнуть без распятья?
— Разрешить ваши сомнения очень легко, — холодно проронил Равенхолт. — Не посылайте христиан.
— Вот теперь мы действительно сдвинемся с мертвой точки. Пошлем мусульманина собирать факты о христианстве, христианина — проследить жизнь Будды, а буддиста — выучить черную магию в Бельгийском Конго.
— Это могло бы дать результат, — кивнул Равенхолт.
— Могло бы, но необъективный. Вы получили бы не только предвзятое мнение, но, что хуже, откровенное недопонимание.
Равенхолт беспокойно побарабанил пальцами по колену, обтянутому идеально отглаженной брючиной, и не без раздражения признался:
— Я понимаю вашу точку зрения, но вы кое-что проглядели. Факты вовсе не обязательно предъявлять общественности в полном объеме.
— А если факты отвечают интересам общества? В нашей лицензии говорится, что мы не должны их скрывать.
— А не упростится ли дело, — поинтересовался Равенхолт, — если я предложу внести кое-какие средства на покрытие затрат?
— В подобном случае, — вкрадчиво отозвался Спенсер, — вы оказались бы между двух стульев. Либо это дело общественной важности, и никакая плата не требуется, либо это коммерческий контракт, оплачиваемый по общепринятым ценам.
— Совершенно очевидно, что вы просто не хотите браться за такую работу, — бесцветным голосом проговорил Равенхолт. — Лучше бы так и сказали.
— Весьма охотно! Будь моя воля, я к ней на пушечный выстрел не подойду. Меня больше тревожит вопрос, зачем вы пришли.
— Я полагал, что раз проект вот-вот будет отвергнут, то я могу послужить в качестве посредника.
— То есть, вы считали, что нас можно подкупить.
— Вовсе нет, — гневно отрезал Равенхолт. — Я просто решил, что это проект, наверно, несколько выходит за рамки вашей лицензии.
— Он в них вообще не вписывается.
— Я не вполне понимаю суть ваших возражений, — стоял на своем Равенхолт.
— Доктор Равенхолт, — кротко откликнулся Спенсер, — а вам хочется нести ответственность за уничтожение веры?
— Но, — пролепетал Равенхолт, — это невозможно…
— А вы уверены? Насколько вы уверены, доктор Равенхолт? Даже в отношении черной магии Конго?
— Ну, я… Ну, раз вы так ставите вопрос…
— Значит, вы понимаете, что я имею в виду?
— Но даже в таком случае, — не сдавался Равенхолт, — определенные факты можно просто замять…
— Ну-ну! Долго ли вы сможете держать их под спудом? Тем более, что когда корпорация «Прошлое» выполняет какую-нибудь работу, — твердо заявил Спенсер, — она охотится за истиной. И когда мы ее узнаем, то тут же сообщаем. Мы продолжаем существовать лишь благодаря этому. У нас есть один проект — личный, полностью оплаченный контракт, согласно которому мы проследили генеалогическое древо почти на две тысячи лет в прошлое. Мы были вынуждены сообщить клиентам кое-какую неприятную правду — но мы сообщили.
— Именно это я и хочу донести до вас! — закричал Равенхолт, наконец-то утратив свою всесокрушающую невозмутимость. — Вы охотно хватаетесь за изучение генеалогического древа, но отказываетесь от такого!
— А вы путаете два совершенно несхожих типа деятельности! Исследование происхождения религий является предметом общественных интересов. А «Генеалогическое древо» — частный вопрос, за который нам платят.
Равенхолт в гневе вскочил.
— Обсудим это как-нибудь в другой раз, когда оба сможем держать себя в руках.
— Толку от этого не будет, — устало возразил Спенсер. — Я не намерен пересматривать свое решение.
— Мистер Спенсер, — угрожающе заявил Равенхолт, — мне есть, к кому обратиться за помощью.
— Не сомневаюсь. Вы можете действовать через мою голову. И если ваши намерения именно таковы, то знайте — этот проект вы сможете осуществить только через мой труп. Я не предам веру ни одного народа мира, мистер Равенхолт.
— А это мы еще посмотрим, — с той же угрозой произнес Равенхолт.
— А теперь вы думаете, что сможете вышвырнуть меня с работы. Пожалуй, даже сможете. Вы, несомненно, можете надавить на какие-нибудь кнопки. Но это не решение проблемы.
— А по-моему, это идеальное решение.
— Я буду продолжать борьбу с вами, как рядовой гражданин. Если придется, то обращусь в Организацию Объединенных наций.
Теперь оба стояли лицом к лицу, разделенные лишь письменным столом.
— Мне жаль, — продолжал Спенсер, — что все так обернулось. Но я готов подписаться под каждым своим словом.