— Попридержи язык,— предостерег его кто-то,— услышат австралийцы, так тебе потом сидеть будет не на чем. Тебе придется хуже, чем нам,— вон ты какой худой!
Вокруг захохотали. Старику шутка тоже понравилась.
— А я не такой глупый, как кое-кто из вас, молодых: узнай я, что меня будут бить, сразу бы надел под рами мешок или еще что-нибудь.
— Я как раз был в Эопоэ — ждал, когда меня отвезут в Бульдог,— заговорил один из носильщиков, — и туда привезли тех, кто убежал, когда на Бульдог упала первая бомба. Их стали бить на сорокачетырехгаллонной бочке, и если тебя будут бить так, как били их, хитрость твоя тебе не поможет — тебя заставят снять все, что на тебе есть.
Снова поднялся веселый смех. Старик ничуть не обиделся, наоборот, он был доволен, что молодежь смеется: как-никак долгий путь из Бульдога был нелегок. Он показал на того, кто только что говорил, и сказал громко:
— Уж если я доживу до такого позора, что на глазах у вас меня будут бить, попрошу американцев, чтобы они увезли меня с собой.
— Зачем американцам такой старик? Уж если и ехать кому, то нам, молодым.
Какое-то непонятное очарование было в песчаном береге, бухтах, мысах, горах и деревьях, которые они видели здесь вокруг. Теперь они убедились сами, что места эти вовсе не отдельный остров, как они думали раньше. Люди здесь совсем такие же, как они,— жуют бетель и едят саго. Но непонятно, почему у моря такой странный цвет, а луна и солнце поднимаются из воды не как дома — там они выходят из-под земли. Некоторые сразу решили: когда в стране снова наступит мир, они вернутся сюда, в Лаэ.
Хоири сидел лицом к морю, обхватив руками колени и уткнувшись в них подбородком. Отсюда море казалось плоским, как лепешка. Лицо его обдувал легкий утренний ветерок, ветерок этот нес с собой отрезвляющий запах морских водорослей и зловоние выброшенных на берег раковин и мертвых кораллов. Он чуть повернул голову — и теперь он смотрел прямо на солнечную дорожку, на серебристые блестки, пробегающие по зыби зеленых волн; и только тут он понял, что море совсем не такое плоское, как сперва показалось.
Но сейчас Хоири не отдавал себе отчета в том, что у него перед глазами. Оки, его глаза, словно обрели колдовскую силу: они видели сквозь стволы деревьев, сквозь пустые бочки из-под горючего, стоявшие рядами, сквозь голову Меравеки. Но вот приблизить горизонт хотя бы совсем немного он не мог. Раз или два Меравека на него покосился: что это с Хоири? Смотрит на него, Меравеку, прямо в упор. Он отложил в сторону палку для ходьбы, которую вырезал, и тоже посмотрел Хоири в лицо. Оно не изменилось. Тогда Меравека кашлянул.
— Ой! — Хоири даже вздрогнул и тряхнул головой, будто хотел что-то от себя прогнать.
— Я смотрел на тебя — по-моему, ты замечтался,— сказал Меравека.
— Задумался о нашем старом Севесе. А знаешь, носильщики, которые прибыли вчера, наверно, говорят правду: теперь, когда пришли американцы, Севесе и остальным, кого отправили в Кову, не нужно больше делать саго для АНГАУ. А это значит, что теперь вместо этого им приходится работать носильщиками.
— Я бы не стал тревожиться о здоровье старика — он не такой старый и слабый, как некоторые его друзья,— отозвался Меравека.— Я никогда не слышал, чтобы он кашлял, и он не курит.
Но Хоири тревожило не это. Прошла молва, что скоро в Лаэ приплывут огромные американские корабли и отвезут носильщиков на другую сторону острова, домой. Хоири боялся, что это случится до того, как сюда, в Лаэ, прибудет его отец.
По носильщикам, которые пробыли в Лаэ дольше других, было видно, как меняют людей регулярные завтраки, обеды и ужины из мясных и рыбных консервов и риса; и пока у них водились сахар и чай, огонь в очаге на кухне не угасал. Старожилы были совсем не похожи на новоприбывших; у старожилов круглые щеки, большой живот, кожа лоснится, у новичков— запавшие глаза, острые скулы, волосы свалялись, ногти на пальцах ног обломаны.
Выбрав минуту, когда в палатке никого не было, Хоири пересчитал деньги, которые он получил за свои поделки. Когда он досчитал до пятидесяти, лицо его осветила довольная улыбка. Снаружи послышались шаги, и он быстро спрятал деньги назад в мешочек, где их держал, потом надежно привязал его к поясу и начал подметать пол. Вдруг брезент у входа откинулся, и он увидел перед собой Меравеку, чем-то очень взволнованного.