Подошла очередь Хоири. Из-под парусиновой шляпы, видевшей все, и дождь и солнце, ему плутовски улыбалось розовое лицо врача. Когда врач говорил, второй подбородок у него колыхался. Живот у врача выпячивался вперед, как у беременной женщины. В другой очереди люди по одному подходили к санитару, и тот заставлял каждого глотать маленький желтый шарик, сделанный, как говорили в селении, из мозга мертвых. Женщины уходили, заливаясь слезами, им было очень стыдно — ведь врач видел и трогал то, что принадлежит только их мужьям; а когда они ложились на ящик, где только что лежал на животе и он, Хоири, их зад было видно всем.
— Теперь тебе нельзя будет купаться, — предупредила тетя Суаэа. — Пить будешь только горячую воду. И нельзя рыбу есть, а то от лекарства, которое доктор в тебя влил, не будет никакого толку.
— А когда мне можно будет снова все есть и пить и купаться?
— Через семь дней начиная с сегодняшнего.
Теперь нельзя было ходить за кокосами. После школы Хоири просто садился на берегу реки и с завистью смотрел, как плещутся в ней остальные дети. До чего же долгая эта неделя, прямо как месяц! Ничего: когда язва заживет, он докажет, что ничем не хуже своих сверстников. Тогда он прыгнет в реку с такой высоты, с какой еще не прыгал никто из них, и они увидят, что он такой же ловкий и сильный, как его отец. Ничего, что пока нельзя есть рыбу, зато вон как быстро заживает язва — становится суше с каждым Днем. И до чего же трудно удержаться не почесать ее!
— Смотри, будешь чесать — снова станет большая и багровая, — говорила тетя Суаэа. — Раз чешется, значит, заживает.
Как-то вечером он сидел ел саго и таро и вдруг услышал: на другом конце деревни кто-то заплакал. Он перестал жевать и прислушался. Плакала женщина. Наверно, кто-нибудь бьет жену. Пусть себе бьет. Сейчас уже смеркается, скоро станет совсем темно; а что, если за домами, там, куда дома отбрасывают свои черные тени, или среди высоких кустов, усыпанных цветами, прячутся колдуны? По спине побежали мурашки. Да он, наверно, с ума сошел: сидит, свесив ноги, на краю площадки перед входом! Любой колдун может подкрасться под полом хижины и незаметно соскрести у него с ног щепотку грязи!
— Завтра пойду ловить для тебя рыбу, — сказала тетя Суаэа. — Сегодня постишься последний день, с завтрашнего дня можешь есть рыбу снова. Очень хорошо, что ты слушался меня, делал все, как я тебе говорила.
Хоири ничего не сказал на это, а только улыбнулся.
— Люди уважают того, у кого сильные руки и крепкая спина, но еще больше уважают они того, кто стоек и у кого живот втянутый. То, что ты перенес, сущие пустяки; вот когда мужчины отнимут у крокодила чье-то изуродованное тело или дотронутся до того, кто умер от укуса змеи, тогда им приходится поститься по-настоящему.
Да, вот это мужчины так мужчины! И ведь правда, каким же стойким для этого надо быть! Прожить целый месяц в темной Комнате и только ночью выходить по нужде! Ему бы корнями имбиря ни за что не наесться, а ведь тем мужчинам только их есть и можно. Трудно вообразить себе: захочется почесаться, а нельзя! А ведь понятно, как сильно этого хочется, когда столько времени не разрешают мыться. Пожалуй, даже лучше, что весь свой пост они сидят в хижине и не выходят наружу, а то из-за вони к ним и подойти было бы нельзя.
— И это еще не все, — продолжала тетя Суаэа. — Им даже нельзя в это время спать с женами и прикасаться к своим детям. Тех, кто не соблюдал свой пост, очень легко узнать. Взять, например, нашего полицейского — у него за правым ухом шишка величиной с апельсин только потому, что он, когда постился, почесал это место. Или другой односельчанин: знал, что во время поста нельзя есть, что от этого может напасть какая-нибудь хворь, а все же поел краба и вот теперь, когда ходит, волочит правую ногу.
Плач стал громче. В селение опять пришла смерть — умер старик, которому делали укол перед ним. Они со стариком не родственники, но все равно его жалко. Старика звали Ивуриса, когда-то он был женат, но ни сыновей, ни дочерей у него не родилось. Жена у старика умерла. Его иссохшее тело нашли совсем недавно, во второй половине дня — оно висело на дереве недалеко от места, куда он, Хоири, и его двоюродный брат Меравека ходят собирать кокосы.
— Вот видишь, как важно жениться и иметь детей, — сказала тетя Суаэа. — Когда ты молод, у тебя много друзей и подруг, но когда кожа сморщится и начинаешь все забывать, только твои дети, те, кого ты родил, вытрут тебе нос и помогут по дому — принесут воды или разожгут очаг. Сам видишь, что случилось со старым Ивурисой. У него не было детей, некому было вскипятить ему воды для питья или для того, чтобы помыться, и некому приготовить поесть — вот он и решил, что хватит ему страдать.