И они пошли к нам уже известной Лазутиковой. А потом встал вопрос: где пить? Время года и среднее образование ориентировали на питье в культурных условиях.
Они заглянули к местному жителю Журавлеву, там одолели одну бутылку. Бродяжная этика подсказывала, что надо распочинать вторую бутылку и ставить перед Журавлевым вопрос о ночлеге. Однако тепла и ночлега им хотелось меньшей ценой, чем разливание на троих.
И ушли Евтюхов с Жариновым. Сказал Евтюхов, что мантулил он раньше на железобетонном комбинате. Там котельная — лучше не придумать. В топках тысяча градусов, да ежели у тебя внутри сорок — ночлега лучшего не придумать. И наливать, делиться ни с кем не надо, поскольку тамошний кочегар Волошин не пьет.
И они вломились в котельную с веселой песней:
— Вы кочегары, а мы плотники! — И сразу приняли по полстакана.
Но обидел их кочегар Волошин. Плюнул в душу.
— Выметайтесь отсюда, — приказал он. — Ты, Евтюхов, сам стал подонком, да еще второго притащил.
— Это ты, курицын сын, мне говоришь, жигану? — закипятился Жаринов. — У меня от жиганской жизни восемнадцать и шесть десятых метра шрамов на теле, а ты так меня привечаешь? Как-нибудь поступи с ним для начала, Сережа.
Для начала Евтюхов выплеснул в глаза Волошину самогон из стакана. Да, растопырил руки ослепленный Волошин, но давно он тут работал, знал помещение, вслепую пошел к выходу за милицией.
— А он такой, — надгрызенным пряником показывая на Волошина, сказал Евтюхов. — Ему если в башку втемяшится, он исполнит, накличет милицию. Делай его, Евгений! Мочи его!
Туг прыгнул Жаринов на спину кочегара и, шавкой на медведе, повис на нем. Видя, что Жаринов не справляется, подскочил к Волошину Евтюхов. И если, отбиваясь от пропойц, в честные места целил кулаком кочегар, то они-то били не по тем вовсе местам и вскоре оттеснили кочегара от двери, обрушили головой на верстак. А поскольку вот оно где расположено, что делает кочегара не таким, как двое ночных гостей, а трудягой, семьянином и все такое прочее — в голове у него это расположено! — то и били кочегара ногами по голове. Затем через все помещение тело перетащили к топкам и запихнули в крайнюю. Евтюхов бросил вдогон несколько совковых лопат угля. Сказал:
— Для верности. Осколки бутылок собери, харч, прочие улики. Выкинем по дороге.
И они ушли, выкинули улики, а спать отправились в котельную ГПТУ. Они возились у двери, дверь открылась, на улицу высунулось лицо кочегара с небритым, похожим на носок валенка подбородком.
— Нельзя у меня, — робко оглядывая двоих окровавленных, сказал кочегар Крюков. — Не положено!
— Умолкни, — отпихнул Крюкова Жаринов. — Видишь, люди с женами поссорились, негде переночевать.
— Давненько, я думаю, — всматриваясь в двоих, сказал кочегар Крюков, — вы с женами поссорились.
— А вот поговори! — оборвал кочегара Евтюхов И оба заснули.
Они не предполагали ареста: почему это могут в нас упереться? Таких, как мы, ночлежничает уйма.
— Но случись, что повяжут нас, — предположил Евтюхов, — повезут в эту самую, четыре «а» из тюремных кроссвордов — каталажка, — так я все возьму на себя, «пойду паровозом». За групповое всегда хуже ответственность.
После ареста он недолго «шел паровозом». Судебно-медицинская экспертиза пришла к категорическому и страшному выводу: смерть кочегара Волошина наступила не от изуверского избиения, а «от действия высокой температуры с последующим обугливанием трупа».
Вот тут и был поставлен вопрос ОБ УБИЙСТВЕ С ОСОБОЙ ЖЕСТОКОСТЬЮ, что предполагает ВЫСШУЮ МЕРУ СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ. И «паровоз» загудел в адрес сообщника совсем по-другому.
Извиваясь и хрипя, убийцы валили все друг на друга. Да, были в жизни отдельные шероховатости, но он, Евтюхов, с пеленок жил по заветам «Пионерской зорьки», и только этот алкоголик и зверь Жаринов сбил его с панталыку, оплел, понудил на зверство…
Дело слушалось в областном суде, в открытом заседании. Председателем суда была женщина. Народные заседатели — женщины. Прокурор — тоже женщина. И в зале женщины: жена кочегара Волошина, матери убийц. Групповое убийство с особой жестокостью при отягчающих обстоятельствах — в состоянии опьянения, вот что установил суд. Жену кочегара Волошина родные вели под руки к дверям.
Молоденький милиционер, отводя глаза, сказал матерям Евтюхова и Жаринова:
— Надо вам расписаться. Тут и тут.
И в соответствии с подписями матерям убийц выдали в боковой комнатке единственное, что сопроводило и подытожило жизни их сыновей, — две окровавленные куртки.
Семен Нариньяни
СВАТОВСТВО НА АРБАТЕ
К буфетчице трампарка тете Лизе приехал из-под Курска племянник Костя Молодой, белозубый, с копной рыжих волос на голове. Поначалу тетка встретила белозубого не очень гостеприимно:
— Ты еще зачем?
Племянник многозначительно улыбнулся. Пять дней назад он прочел «Милого друга* Мопассана и позавидовал карьере Жоржа Дюруа.
— Что, что?
Племянник пробует рассказать тетке о жизни Милого друга.
— Ты что, не жениться ли приехал?
— Да, если ты поможешь найти мне подходящую невесту.
— Господи, это только свистнуть!
И тетка с ходу начинает сватать племяннику невест:
— Вот, например, Ира Дерюгина. Умница, красавица!
Или возьми Любу Глущак… А еще лучше Сашу, дочь Марьи Антоновны…
— А она кто, эта Марья Антоновна?
— Вагоновожатая из нашего парка. Хочешь, познакомлю?
Саша, дочь вагоновожатой, — это, конечно, не Сюзанна, дочь парижского банкира, на которой женился Милый друг, но…
«Начинать с кого-то нужно», — думает белозубый Костя и говорит тете:
— Хорошо, знакомь, только по-быстрому. Со всеми невестами сразу.
«Что ж, раз племяннику не терпится, пусть будет по-быстрому». — решает тетя Лиза и устраивает в складчину коллективные смотрины. Каждая девушка, которой хотелось попытать счастья и познакомиться с белозубым Костей, вносила тете Лизе на вино и закуску по пять рублей. Повела в гости к тете Лизе свою дочь Сашу и Марья Антоновна.
— Чем черт не шутит, может быть, что-то и получится?
И что-то получилось.
— Хотя на смотринах были невесты и покрасивее, — рассказывала много времени спустя в редакции Марья Антоновна, — гость из-под Курска выбрал все же мою Сашу.
— Почему?
— Так ведь у Саши московская прописка.
— Как, неужели жених заглядывал в паспорт вашей Саши?
— Конечно, Костя — человек обстоятельный.
«Обстоятельность» Кости, пришедшаяся по душе будущей теще, к сожалению, не насторожила будущую жену, а ведь Саша была комсомолкой, училась в заочном педагогическом институте.
До появления белозубого Кости самым близким другом Саши Ворониной был Саша Клепиков. Соседи так привыкли к этому другу, что звали его Сашиным Сашей. Сама Саша тоже привыкла к Саше и все ждала, когда он пригласит ее в загс. А он с загсом не спешил. И не потому, что не любил Сашу, а потому, что тоже был обстоятельным. Однако обстоятельность Сашиного Саши была иного свойства, чем у Кости. У Сашиного Саши было восьмиклассное образование, а он хотел иметь высшее и еще в 1960 году составил личную семилетку: два года потратить на окончание вечерней школы и пять лет посвятить институту.
— Дай мне встать на ноги, — говорил Саша Саше. — Получу диплом инженера, и тогда мы поженимся.
Саша поначалу согласилась, а потом заскучала. А тут на горизонте появляется белозубый Костя и приглашает Сашу в театр. Сашин Саша в тревоге.
— Не ходи. — просит он Сашу. — четыре года ждала, подожди еще три! Вот получу я высшее образование…
А ей ждать надоело. Женятся же люди и без высшего образования — и ничего: живут счастливо, рожают, воспитывают детей. В этот четверг Саша Воронина идет с белозубым Костей в театр, а в следующий — в загс.