После этого Пушинка плюнула и двинула на вокзал, где, как известно, многие люди теряют то одно, то другое, и за короткое время там нашлось пять чемоданов, а затем муж вдруг нашел свою жену, которую ему совершенно не хотелось в данный момент видеть, потому что он приехал не один; муж получил от жены свою оплеуху, и ничего путного из этого не образовалось.
Но затем Пушинка села на плечо одной мамаше, и она нашла своего ребеночка, и вот тут начался всеобщий праздник, и плакали от счастья даже сотрудники детской комнаты милиции, где этот ребенок провел последние два часа и сломал там пишущую машинку, мусорную корзину. замок несгораемого шкафа и козырек фуражки, которую тетя милиционер уронила с головы.
Жил-был молодой Осел, у которого было четыре уха. Он слышал каждый звук за несколько километров. И если, скажем, кто-то в соседней деревне чихал, то Осел кричал:
— Зачем вы так громко стреляете из пушек?!
И в конце концов все начали смеяться над ним. Приходили специально в его деревню, стучали, кричали, били по железу и т. д. Осел очень мучился и в резудьтате решил бежать в город. Он надел шляпу, чтобы спрятать свои четыре уха и чтобы не было слышно ни звука, пошел по полю, миновал лес, перебрался через речку. И вступил в город.
Город этот был необычайный. В нем жили одни четвероногие. На молодого Осла все пялились, особенно на его шляпу. И молодая корова по имени Муму так сказала Ослу:
— Что вы делаете сегодня вечером? Приходите ко мне на день рождения.
У Осла была всего одна горбушка хлеба. И он с удовольствием согласился. Вечером оказалось, что у Муму стол ломится от яств. Там были блюда салата из свежего сена. Там стояло три ведра помоев и целый поднос сухих корок. Молодой Осел долго пировал у Муму. Хозяйка ему сказала:
— Не могли бы вы оказать мне любезность и пожить у меня некоторое время? У меня двухэтажный хлев.
Ослу все равно некуда было деваться, и он согласился. Вскоре в его хлев повалил разный народ: коровы, лошади, овцы, верблюды, пони и даже один крокодил Дядя Коля. Все они приходили посмотреть на диковинную шляпу молодого Осла. И после их визитов Ослу приходилось убирать вилами домик, потому что народ приходил к нему несдержанный. В деревне такого не случалось. В деревне все ходили чистые, в случае необходимости удалялись на гумно, и молодой Осел уже затосковал по родине. Вскоре корова Муму зашла к нему в стойло и сказала:
— Все очень волнуются, почему вы никогда не снимаете шляпу. Одни говорят, что у вас под шляпой растут рога, причем ветвистые. Другие говорят, что у вас там дыра до самого желудка. Третьи считают, что ваша голова поросла травой.
Тут молодой Осел скинул шляпу, и его уши развернулись, как куст лопуха.
— Как красиво! — закричала Муму.
И молодого Осла от этого крика просто передернуло. Он сказал, что уезжает к себе на родину. Тут же притащили ему телегу подарков, где было все — и сено, и корки, и пойло для свиней, а над всем возвышалось любимое лакомство — кипа старых газет. Осел впрягся в телегу и поволок ее в родную деревню, а там его встретили и сказали:
— Без тебя тут установилась такая тишина! Никто не кричит, не стучит, не колотит по железу. Мы поняли, какое это благо — тишина, и решили назначить тебя главным хранителем тишины. Зарплата — что пожелаешь.
И Осел сел в кабинет управлять тишиной. И если кто чихнет за три километра, то тому полагается штраф. Три умножить на один равняется три ведра отходов плюс пачка старых газет, к которым Осел сильно пристрастился в бытность свою в городе четвероногих, и не может прожить без газет ни единого дня. И даже собирается научиться читать.
Владислав Победоносцев
ТО ДА СЁ
Захожу в гастроном. Смотрю, а там Рука Руку моет.
— Вы что ж это, — говорю, — сукины дети, делаете?
Засмущались.
— А ничего, — говорят, — мы такого особенного не делаем. Обычные, извините, трудовые будни. А если что не так, то мы умываем руки.
— Извините, — саркастически передразниваю их, — на этот раз умывайте не умывайте — сухими из воды не выйдете. Кто из вас Правая рука?
— Я — Правая.
— А где тут ваш главный разбойник окопался, покажь, где его логово?
Подводит меня Правая рука к обитой кожей двери с табличкой «Директор». Я дверь настежь и с порога:
— Вот ты где пригрелся! — говорю. — Корчишь из себя синьора-помидора — предводителя продуктов общественного питания!
А он нахально:
— Позвольте, — говорит, — узнать, чем, собственно, обязан и кто вы такой будете?
— Я-то, — говорю, — буду, а вот ты, — говорю, — будешь ли на этом месте в обозримом будущем — не знаю!
Ну, он видит — дело серьезное.
— Может, — говорит, — вас кто из продавцов обидел? Так мы сейчас все уладим, виновного накажем, а если хотите, так и в жалобную книгу напишите, мы не против…
Это они-то не против! Да у них этот фолиант хоть зубами рви — зубы себе вырвешь, фолиант — нет! А тут, нате, сам предлагает, вот до чего сдрейфил. И начал я его дожимать.
— Промашка, — говорю, — у вас вышла, не за того меня приняли. Свой бумажный кирпич предлагайте этим лопухам-простофилям, что в торговом зале толкутся Со мной этот номер не пройдет, я вас насквозь без рентгена вижу. И по мордасам вашим вижу, чем вы здесь живете!
Туг он смекнул, что я в курсе дела, и залепетал:
— У нас накладные в порядке, вот они, пожалуйста, проверьте…
Я, конечно, этот дешевый маневр пресекаю на корню:
— Ты, — говорю, — мне свои накладные-перекладные не суй. Знаем мы ваши дебеты-кредиты, брутто-нетто — не первый год с вашим братом знакомы.
Он сразу обмяк, на стульчик уселся, накладные в сторонку сдвинул, пригорюнился. И вдруг как встрепенется:
— Слушайте, — говорит, — а может, вам чего нужно?!
«Слава тебе, господи, — думаю, — наконец-то дошло!» А вслух равнодушно так:
— А что… завезли… что-нибудь?
Он даже из-за стола выскочил:
— Помилуйте, — говорит, — каждый день завозят, как же иначе!
Тогда уже спрашиваю с нажимом:
— А то… есть?
— В общем-то, — говорит, — нету, но для вас найдем.
— Асе… есть?
Замялся.
— Вообще-то тоже нету, но для вас… постараемся.
— А то-сё?
— Вообще-то… но ради вас… конечно…
— А того не найдется?
— Верьте слову — не та категория снабжения… Впрочем, если вы очень настаиваете…
— А сего не сыщете?
— Да ведь это ж… Зачем же грабить средь бела дня?! Ну, хорошо, хорошо…
— А как насчет того-сего? — Чувствую, что перехожу грань, но остановиться уже не могу.
— Побойтесь бога!..
— Так есть или нет? — спрашиваю сурово.
— Есть, — обреченно выдыхает он.
— Одевайся, идем!
— Куда?! — ужасается он. — У меня семья, дети…
— В складские помещения, — говорю непреклонно.
Он облегченно вздыхает.
Через час, выходя из гастронома, еле протискиваюсь в двери: взятые напрокат баулы сделали меня втрое шире. Сзади с такими же баулами кряхтят руки — Левая и Правая. Мне помогают…