Он действительно «звякнул» через пару деньков и, сообщив, что заказ по списку выполнен, сказал:
— Так он к тебе уже выехал. Будет через полчаса. Прими и обогрей!
— Кого… обогреть? — удивился я. — Кто выехал?
— Да один нужный человек из одного дефицитного управления. Инкогнито, с секретаршей. В творческой командировке. Поживут в твоей трехкомнатной месячишко.
Он повесил трубку, а я еще долго слушал короткие гудки, с трудом сознавая, что действительно вновь обрел старого друга.
Александр Хорт
ДОЛОЙ МАФИЮ!
Лежа на полу в неудобной позе, Юрий Аркадьевич заканчивал рисовать транспарант, когда из магазина вернулась жена.
— Что ты тут малюешь? — спросила она.
— Да вот ребята на работе поручили, — объяснил он. — Сегодня собираемся на митинг.
— «Долой коррумпированную мафию!» — прочитала жена. — Красиво получилось… Только, когда пойдешь, заверни в тряпку. Иначе Павел Константинович, он сейчас возле подъезда сидит, примет еще чего доброго на свой счет и обидится.
— Обязательно заверну, — согласился муж.
— А отнесешь плакат — сразу возвращайся домой. Я хочу, чтобы ты сегодня пропылесосил квартиру.
— Как это возвращайся?! — удивился Юрий Аркадьевич. — Я иду на целый день. Сначала демонстрация по городу, потом митинг.
— А этот лозунг кто понесет?
— Сам и понесу. Лакеев у меня нету.
— Да ты что, рехнулся?! — Жена с квадратными от ужаса глазами плюхнулась на стул. — Ты соображаешь, что несешь?!
— Транспарант, — тупо ответил муж, не уловив тонкости интонации супруги.
— Ахинею ты несешь, а не транспарант. А-хи-нею!
— Да что тут особенного?
— Сам подумай. Вдруг этот призыв увидит Анна Григорьевна из банка.
— Ну и пусть смотрит.
— Обидится. Она нам якобы списанный компьютер бесплатно обещала. Ты же сам хотел иметь дома компьютер.
— Тоже верно. — Юрий Аркадьевич почесал затылок.
— Или Володя из городской администрации увидит тебя — обидится насмерть. А с этим упырем ссориться нельзя — он нам кухонный гарнитур обещал за копейки. И уж совсем беда, если ты с таким призывом попадешься на глаза Георгию Алексеевичу. Черта с два он возьмет нас с тобой в бесплатную рекламную поездку по Испании.
Лицо Юрия Аркадьевича с каждой секундой мрачнело. Жена же продолжала сыпать доводами:
— В конце концов этот митинг могут увидеть по телевизору в других городах. Вдруг тебя заметят мои родители. Хорош зятек, скажут. Приезжает раз в год по обещанию, звонит редко, а по телевизору нас критикует.
— Только о своих родителях и думаешь, — огрызнулся Юрий Аркадьевич. — Мои увидят — тоже обидятся.
— Тем более. Так что, давай замазывай эти буквы. Я тебе сейчас принесу баночку белил, от ремонта остались…
Через час, дожевывая на ходу бутерброд, Юрий Аркадьевич выбежал из подъезда и быстро направился к центру города В руках у него красовался транспарант, на котором было написано: «Наша сила — в единстве!»
Елена Цугулиева
МОНА ЛИЗА ИВАНОВНА
Скорый поезд № 16, совершив очередной рейс за кордон, возвращался в Москву. За время пути никаких происшествий не было. Пассажиры вели себя благовоспитанно и корректно, соблюдали в вагонах чистоту и порядок.
И все же одна небольшая задоринка, как говорят в официальных документах, имела место.
…В кабину поездного радиста заглянула проводница Наташа, девица бойкая и весьма общительная. Язычок у нее был такой, что если бы члены поездной бригады верили всем ее россказням, то уж, наверное, не только перессорились бы между собой, но и передрались не раз.
Итак, эта примечательная особа заглянула в обитель радиста Павла Тимофеича Пухова и сказала ему страшным шепотом:
— Паш! А, Паш!
— Ну? — недовольно пробурчал отдыхающий П. Т.
— А что я тебе скажу!
— Небось опять какую-нибудь ересь…
— А на твою Лизку один пинжак положил глаз.
— И когда ты перестанешь хипповать? Говори как люди.
— На твою супругу Елизавету Иванну Пухову сильно засматривается пассажир заграничного происхождения.
Видавший виды П. Т. зевнул, поглядел в окно, потом лениво сказал:
— «Засматривается»!.. Тоже мне кинозвезда. София Лорен. Чего на нее, старую кочергу, засматриваться? — Но тут в его голосе зазвучала тревожная нотка — А ты не сочиняешь, тарахтушка? Если правду говоришь — давай его словесный портрет.
Наташа послушно зачастила:
— Не так чтобы молодой, в твоей поре. Француз, а может, и не француз. Сел в Париже. По-русски волокет… извиняюсь, говорит, но плоховато. Не особо богатый — костюмчик так себе, не фирма. А на Лизку смотрит во все глаза.
— Гм… — сказал Пухов. — Это надо же. Тоже мне красота неземная. Лолла Брижитт Бардо… Надо пойти поглядеть, что там такое. И не вышло бы неприятности. Ведь она у меня с фокусами. В случае чего огреет — международных осложнений не миновать.
И он пошел, размышляя, был ли повод со стороны его жены или не было такого повода. Вроде бы не должно. Лиза Пухова была не такая уж молодка — давно разменяла «роковой сороковой». На шее трое ребят. До сих пор вела себя вполне прилично, куда только не ездили. А взять хотя бы ее напарницу, эту самую Наташку… За ней глаз да глаз.
Иностранца он застал на месте преступления. Он стоял возле служебного купе и смотрел, как Лиза Пухова разливает чай в стаканы. А она, красная от смущения, не смела поднять на него глаз и даже раза два плеснула заварку мимо.
— Ты того… поаккуратнее, — сказал ей муж. — Чай-то цейлонский… Чего тут у вас?
— Привет! Наслушался Наташкиных сплетешек…
— Какая Наташка? — фальшиво удивился муж. — А я вовсе и не затем. Я заявки на концерт собираю… Иди, иди, тащи свои чаи. А мы тут… как мужчина с мужчиной…
В четвертом купе, где обитал иностранец, никого больше не было, остальные ушли в вагон-ресторан. Француз представился:
— Анри Бертен. Из Парижа.
— Добро пожаловать, — тактично сказал Пухов, стараясь не нарушать протокольных норм. — А я Пухов Павел, по-вашему Поль, а по отчеству Тимофеевич. Как по-французски Тимофеевич — сказать затрудняюсь. Поездной радист… Да. Вот такое, значит, дело. Будем знакомы. Какие с вашей стороны будут пожелания в смысле музыкальных произведений? Репертуар у нас обширный…
Господин Бертен по-русски говорил ужасно, но понять его было можно. Он даже сумел заказать песни в исполнении Шаляпина и «Зикиной». Затем разговор перешел на личные темы.
— Слушайте, господин Анри, — смущенно сказал Пухов, — Лизавета, проводница ваша, она, значит, мне приходится супругой. Ма фам, так сказать. А вы, как я заметил, интересуетесь…
Господин Бертен, нимало не таясь, ответил:
— Очень интересуюсь.
— Вы меня, конечно, извините, — стараясь держаться в дипломатических рамках, продолжал Пухов, — но чего такого вы в ней нашли? Она, прямо скажем, не эта… не мадам Баттерфляй. И лет ей хватает. А уж характер — не приведи господь. Унеси ты мое горе (он явно сбивал цену своей ясене).
Но француз успокоил Пухова:
— Дело в том, что я эту женчину уже видел. Видел! Но где? Никак не могу вспомнить. И вот утруждаюсь, ломаю свой голова.
— Ее? Видел? А ты часом не ошибся?
— О, нон! Эта самая. Точно она. Но где встречал? Где?