– Это еще почему? – возмутился Димыч. – Беременные – это те, у кого скоро дети родятся.
– Да замолчи же ты наконец! – заорал на него Денис.
– А что, не так, да?
На Марину, уже оправившуюся от неожиданного нападения, теперь напал приступ смеха.
– Нет, ну надо же! – с трудом выдавила она. – Ну и дети у вас тут! Они что здесь, все такие?
– Нет, через одного. – Видя, что она не сердится, Денис тоже рассмеялся.
Следующей шла Соня, которая тут же завопила, что она Марину «уже вчера видела».
Последним Денис представил краснощекого толстого карапуза, про которого сказал:
– Вот, понимаешь, человек. И всего-то на полгода младше Соньки, а кроме «мама» и «папа» ничего почти не говорит. Зато все понимает! Прям как Руслан. Верно, Иваша? – Денис ласково взъерошил белобрысые волосенки.
«Этот, должно быть, тоже Ольгин, – про себя соображала Марина. – Да плюс еще Ничка. Но это четверо. А где же пятый?»
Столовая между тем постепенно заполнялась. Появилась Алена в длинной узкой черной юбке с разрезом, белой блузке и узорчатой жилетке. Пришла Ольга с неизменной толстой крысой на плече. Женя внесла кастрюлю с дымящейся кашей. Вместе с Денисом они торжественно водрузили ее на стол. А Валерьяна все не было и не было.
Наконец в коридоре громко и жизнерадостно затопали, и в комнату буквально ввалились трое недостающих: абсолютно счастливый, со звенящей от льдинок шерстью Руслан, улыбающийся Валерьян в лыжном костюме, с румянцем во всю щеку, и девочка лет восьми, такая же румяная и тоже одетая в лыжный костюм. У девочки были теплые карие глаза и длинная, аж до колен, толстая каштановая коса. У Валерьяна и девочки был такой довольный вид, что Марину сразу же охватила дикая злоба – вот она тут все утро протрепалась неизвестно о чем, а эти трое наверняка чем-нибудь стоящим занимались!
– На лыжах ходили? – пряча зависть за насмешливой улыбкой, спросил Денис.
– Ага! Погода – прелесть! И солнышко, и морозец какой-никакой – не без этого.
– Мороз и солнце – день чудесный! – провозгласила Ольга, будто кто без нее не знает. – А я-то гадаю, куда это Джейн с утра упорхнула. Представляете, пришла утром будить – а в комнате никого, и даже постель заправлена.
– Нет, Валька, ты все-таки на удивление правильный человек, – искренне сказала Алена.
– Это только здесь, – тихо, с мечтательной улыбкой проговорил Валерьян.
– И даже на завтрак не опоздал. Вот кого уважаю! – Денис с чувством хлопнул Валерьяна по плечу.
– Как можно! – шутливо ужаснулся тот.
– Ну, господа, садимся! – сказала Алена, с грохотом пододвигая стул. – Покушаем, что бог послал, а Женечка приготовила.
Все сели, явно соблюдая некий привычный ритуал. Марину Денис усадил между собой и Аленой, а вот Валерьян оказался совсем в другой стороне стола, рядом с детьми. Это было просто ужасно! После всех этих бесконечных унижений, всех этих подколок, проверок и душедробительных разговоров Марине просто необходимо было уткнуться в его плечо, такое знакомое и родное.
А он уселся далеко, и сидит себе там, будто так и надо, и только изредка оттуда, из своего далека, улыбается Марине своею здешней, совершенно идиотской блаженной улыбкой. Что ж, и на том, в конце концов, спасибо, Марине сейчас и улыбка эта во как была нужна. Гораздо лучше, чем ничего.
И так ей тут было горько, страшно и одиноко, что даже близкая Денисова красота – Марина ведь и помыслить себе не могла оказаться когда-нибудь рядом с таким красавцем – не радовала ее, а скорей ужасала. В какую-то минуту Марину вдруг безумно потянуло домой, а впереди ведь были еще два дня, да и будущее выглядело неясным. Между прочим, если так уж трезво порассуждать, а есть ли еще у Марины дом? Как подумаешь – вроде бы уже и нету. Мама и так с трудом примирилась с мыслью, что Марина выходит замуж, потому что беременная, а если вдруг окажется, что Марина беременна, но замуж не выходит – нет, это просто невозможно было себе представить, что тогда будет! Но с другой стороны, остаться тут? Надолго? Почти насовсем? Нет. Невозможно. Немыслимо. Нет, надо поискать какой-то другой выход, но какой?
И, если бы не мысль о предстоящем разговоре с Денисом, Марина сразу после завтрака накинулась бы на Валерьяна с требованием сейчас же увезти ее отсюда, а так она решилась потерпеть по крайней мере до после обеда.
7
Однако пока было еще только после завтрака. Марина помогла Женьке собрать и перемыть посуду – привычный, полуавтоматический жест вежливости. Посуды было много – разной: глубокой и мелкой, цветной и белой, фаянсовой, фарфоровой и стеклянной, гладкой и со сложным лепным узором. Впечатление было, что каждая тарелочка-чашечка представляет собой последний, уникальный экземпляр, чудом уцелевший от купленного в незапамятные времена сервиза. Все это посудное разношерстие как бы силилось рассказать Марине – да, собственно, не только ей, а всякому, кто захотел бы слушать, – всю как есть длинную и запутанную историю этого дома и жившей некогда в нем семьи. Ведь, конечно же, все эти сервизы когда-то и кем-то покупались – для того, например, чтобы подарить их на свадьбу или день рожденья и чтобы потом, глядя на эти сервизы, люди могли повспоминать: того, кто им их подарил, и в честь чего это было.