– Да, повезло ей с тобой, ничего не скажешь, – притворно вздохнула Ольга и добавила уже всерьез: – Ей сколько осталось?
– Да уж меньше месяца.
– Бессовестный! – ахнула Ольга. – И что, она в пятницу одна с ребенком поедет?
– Да я вот Вальку хотел попросить, – несколько смущенно проговорил Илья. – Валька, ты как?
Валерьян несколько секунд промолчал, но, видя, что на него все смотрят, сказал наконец с явной неохотой:
– Что ж, ладно, привезу тебе твою Машу.
На несколько минут за столом все опять притихли, уткнувшись каждый в свою тарелку. Слышно было, как дети потихонечку пересмеиваются о чем-то своем на другой стороне стола. Потом Никита громким и решительным голосом попросил добавки, Сонька закричала: «И мне, и мне!», ей завторили близнецы. Женя, заглянув в кастрюлю, объявила, что на всех не хватит. Поднялся нестерпимый галдеж и не стихал, пока Денис не поднялся и демонстративно не выплеснул остатки супа из кастрюли в свою тарелку, сказав при этом: «Ша! Я вот вам всем сейчас покажу, кто в доме хозяин!» Тогда все прыснули, и в столовой окончательно воцарилась благодатная тишина.
15
Марина помогала Алене собирать после обеда посуду, когда Валерьян, ушедший с обеда первым, неожиданно возвратился в столовую. Одет он был уже по-другому, стал суше и строже, подошел к Марине, легонько обнял за плечи, чмокнул в лобик.
– Ну все, мышь, я поехал.
– Как, уже? – Марина растерялась. Прежние страхи возвратились с новой силой. Как же это она останется тут без него, со всеми этими едва знакомыми людьми? И потом, надо же как-то предупредить маму, Марина ведь только на два дня уезжала, и вещей с собой почти никаких.
– Твоим я сегодня же позвоню, мышь, сразу же, как приеду, – твердо пообещал Валерьян, поняв ее беспокойство. – Объясню им как-нибудь, что-нибудь придумаю. Подошлю Сережку за твоими вещами, и к выходным все тебе привезу. Ну что ты, в самом деле, я же через три дня опять приеду.
От страха и острого нежелания расставаться – так сразу, после откровения вчерашней ночи, – почти не пообщавшись, ни о чем не поговорив, – остаться тут совсем одной – у Марины в глазах стояли слезы.
– Очень уж ты у меня плакать любишь, – с легкой досадой проговорил Валерьян, обнимая и целуя ее теперь уже по-настоящему.
Марину это не утешило, но она молча закусила губу и таким образом сдержала слезы. И в самом деле, чего это она? Небось не маленькая. Но, с другой стороны, ведь и не большая еще, правда?
– Пока, Валька, – с трудом сглатывая растущий в горле ком, сказала Марина. – Моим позвонить не забудь. И поскорей приезжай, хорошо?
– Это уж будь спок. Ну, пока. – И Валерьян обернулся к Алене. Ее он тоже обнял и тоже поцеловал, причем их поцелуй длился, наверное, целую вечность – так, по крайней мере, Марине показалось.
16
Вечер без Валерьяна и даже без надежды на него где-нибудь наткнуться показался Марине неимоверно тоскливым. Она изо всех сил старалась не думать, что осталась одна, да и не одна она была. Денис, чувствуя ее состояние, ходил за ней буквально по пятам, без конца рассказывая анекдоты и всячески уговаривая не грустить. Женька вынесла для нее из кухни кусок только что спеченного пирога, Соня подарила ей любимую бусинку, а близнецы специально для Марины нарисовали по танку и по самолету. Ольги с Ильей весь вечер нигде не было видно, но Джейн впервые за все это время сама подошла к Марине и тихо, робко спросила:
– Вы ведь нам еще попоете, да? Ну пожалуйста!
Для ребенка, растущего в таком бардаке, она была на удивление хорошо воспитана.
В конце концов Марину, бесцельно бродящую внизу по коридору, встретила Алена, молча, ничего не говоря, обняла за плечи и утащила к себе.
Таинственным и незнакомым было для Марины это «к себе». Оказалось, что Алена живет прямо за столовой: дверь в ее комнату скрывалась за большим, с потолка до полу, ковром. Марина и внимания никогда на этот ковер не обращала: висит себе и висит, и рисунок какой-то стандартненький. Так вот почему Алена появляется всегда так внезапно и так неслышно!
Кровать у Алены – непривычно для здешних мест узенькая, с панцирной сеткой и никелированными шариками. Возле кровати, под окном, прялка, настоящая, старинная, безумно красивая. Рядом с ней письменный стол, широкий, светлого дерева. На столе лампа под стеклянным зеленым абажуром, возле нее будильник, желтая стеклянная кошка и стеклянная же низкая широкая вазочка, полная всяческой бижутерии, среди которой Марина углядела, наряду с всевозможными симпатичными фенечками, несколько вполне настоящих по виду драгоценностей. В углу над кроватью висела увитая засохшими цветами старинная икона Богоматери с незажженной лампадкой. В противоположном углу стояла высокая глиняная ваза с торчащими из нее длинными камышинами. По стенам висели полки с книгами и безделушками. Казалось, что в этой комнате живет – и именно так, без никаких изменений – лет пятьдесят, не меньше, один и тот же человек. Однако ясно было, что человек этот никак не мог быть Аленой, ей ведь всего девятнадцать.