Он представил, как Джиона, насмерть перепуганная, сидит внутри Кроноса, зная, что рано или поздно умрет и никого в этот момент не будет с ней рядом. Перед мысленным взором проносились воспоминания: вот Джионе три годика и она горько плачет из-за украденной у нее игрушки. В шесть лет она больно ушибла ногу, в десять упала с велосипеда. У него всегда сердце разрывалось при виде плачущей дочки. В такие моменты она становилась такой несчастной и беззащитной… Погрузившись в воспоминания, Аттикус совершенно отвлекся от главного вопроса: что теперь делать?
Он с надеждой посмотрел вдаль, но не увидел ничего, кроме заходящего над океаном солнца. Скоро наступит ночь, за ней утро. К утру необходимо разработать план действий, который не только позволит спасти Джиону из чрева Кроноса, но также убедить Тревора, что после этого существо будет убито. Теперь, когда выяснилось, что дочь жива, Аттикус обратился к своим былым ценностям.
И тотчас же пришло чувство вины. Он предал все, что считал дорогим, ради слепой мести. Убийство некогда составляло неотъемлемую часть его жизни, но с появлением Марии все переменилось. И теперь Аттикус не мог избавиться от уверенности, что ей было бы стыдно за него.
В этот момент в гостиную из спальни вошла Андреа, и, взглянув на нее, он понял, что ошибался. Андреа простила его, как простила бы и Мария. Аттикус был настолько поглощен внутренним монологом, что не заметил, как Андреа с криком: «Лови!» бросила ему бутылку воды.
Бутылка врезалась в лоб и упала на пол. От неожиданности Аттикус пошатнулся и чуть было сам не упал. Восстановив равновесие, он взглянул на пол, пытаясь понять: что ж его так ударило? Затем повернулся к Андреа и увидел, что она прикрывает руками рот. Не то испугавшись, что сделала ему больно, не то пытаясь спрятать улыбку.
— Решила прибить меня? — усмехнулся он.
— Ведь я же тебе крикнула: «Лови!» — возразила Андреа и не смогла-таки удержать рвущийся на свободу смешок. Она подошла к Аттикусу и осмотрела след от удара. — Ничего страшного. — Встала на цыпочки и поцеловала в лоб. — Ну, видишь? Вот, уже лучше.
— О, спасибо. Ты была бы отличной мамой.
Улыбка сошла с лица Андреа, и Аттикус чертыхнулся про себя, сообразив, что сболтнул лишку.
— Прости.
— Тут не твоя вина, — ответила Андреа. И слабая улыбка вновь заиграла на ее губах. — Я ведь действительно была хорошей мамой.
Аттикус подошел к ней вплотную и заглянул в глаза. Они затягивали его, как водоворот, и он не мог с собой ничего поделать. В этот момент все его страхи, тревоги, волнения исчезли напрочь.
— Может быть, и еще будешь?
Андреа счастливо заулыбалась и хотела уже ответить, как вдруг в дверь коротко постучали. Мгновенно рука Аттикуса скользнула к поясу и нащупала перезаряженный «магнум». Если с Тревором они еще смогут найти общий язык, то от Римуса можно ждать всего. Слишком сильный удар, и не один, был нанесен по его самолюбию, и парень явно потерял способность рассуждать здраво, да и раньше вряд ли этим отличался.
Бесшумно пройдя по гладкому деревянному полу, Аттикус подобрался к двери и посмотрел в глазок. В следующий миг он убрал руку с пистолета. В коридоре стоял, переминаясь с ноги на ногу и явно нервничая, О'Ши.
Аттикус открыл дверь и, улыбнувшись, приветствовал одетого во все черное священника:
— Войдите, святой отец.
О'Ши не шевельнулся, и Аттикус нахмурился:
— В чем дело?
— Во всех помещениях есть скрытые камеры, — мягко произнес О'Ши. — Сейчас Тревор в рубке, так что никто за вами не следит. Но можете быть уверены — вас записывают.
Аттикус скривился. Его не удивил факт, что Тревор наблюдает за происходящим на яхте, но вот то, что О'Ши не хочет, чтобы их видели вместе, немного смущало.
— Так что случилось?
— Я все объясню у себя. Пойдемте, — сказал священник, делая шаг назад.
Аттикус хорошо знал, когда не стоит спорить, а нужно подчиниться. Он вышел в коридор, Андреа последовала за ним.
— А за вами что, не наблюдают? — спросил Аттикус, когда они начали спускаться в холл.